В тот день…

Снизу еще слышались какая-то возня, негромкий разговор. Но постепенно все угомонились. Да и Вышебор за дверью ни звука не издавал. Тихо стало. Дождь и тот прекратился.

Озар поежился в мокрой рубахе – почти до нитки вымок, когда под дождем на Хоревицу возвращался. Ничего, до утра все высохнет. Только вот Моисей, то и дело поглядывающий на него, раздражал. Может, все же настоять, чтобы убрался? Ишь, сторожить господина собрался. Что ж, этот бывалый воин до утра глаз не сомкнет. Или подумывает пробраться к хозяину, рассчитывая на то, что Озар заснет? Нет, навряд ли. Теперь Моисей перед волхвом заискивать должен, чтобы тот подтвердил, что у стражника, дескать, не было дурных намерений в злодеянии Вышебора. А если так, то, может, и впрямь вздремнуть? После пережитого волнения в душе волхва словно откат происходил, усталость наваливалась. Ладно, он и в самом деле поспит немного, чтобы голова назавтра ясной была. Когда ответ держать придется. Но скрывать то, что происходит среди этих христиан, служитель старых богов был не намерен.

Глава 10

После такой тревожной, неспокойной ночи, казалось бы, все еще не скоро опомнятся. Но когда петухи пропели зарю, Яра, как обычно, поднялась и принялась будить остальных, готовиться к новому дню. Так уж она привыкла за годы жизни на горе Хоревице. И все же на этот раз вековуха сделала то, чего раньше никогда не делала: подошла к иконе, перекрестилась и низко поклонилась. Спас ее Творец милостивый от беды. Хотя и странно спас: ведуна-язычника прислал на помощь… И об этом еще стоило поразмыслить. Но не сейчас. Дела-то хозяйские ждать не будут.

К своему удивлению, челядинцы обнаружили в сенях сладко посапывающего под расшитым корзно Творима. Значит, не уходил, хотя и собирался вечером. Люди спрашивали у Яры по обыкновению: что делать, будить ли тиуна? Она же о чем-то ином думала. Дверь в терем была не заперта. Это ее озадачило. Но о том ли сейчас беспокоиться, когда слуг в усадьбе немного, а с делами все равно надо управляться. А что Творим? Спит себе и пусть спит.

Ключница пошла открывать мучные лари, нагрузила всем необходимым для готовки еще сонную Любушу. И та, хоть и была вялая со сна, все-таки спросила:

– Как же ты, хозяюшка, да после вчерашнего?

Вроде как посочувствовала, но на деле просто интересно ей было. Ее-то саму беда миновала, вот и любопытствует. А Яре было неприятно, что теперь все будут обсуждать, как их ключница такой напасти избежала, – она не любила, когда о ней говорят. Вековуха Яра вообще старалась держаться неприметно.

– Ну, что было, то прошло. Теперь же иное должно занимать. Идем, надо печь затопить, квашню проверить. Еще я блины и овсяный кисель с вечера ставила. Так что идем, Любуша, поможешь мне на хозяйстве управиться. Да и травяной настой для Мирины надо проверить.

Заваренный еще с ночи мятный напиток уже остыл. Яра заметила, что опасается его пробовать. Любой мог плеснуть в него невесть что… разве не так поступила Загорка еще вчера? Вчера… А ведь столько всего с той поры случилось!

Яра старалась пока об этом не думать. Вычистила печь, выгребла золу, собрала тлеющие угольки, которые снова можно использовать. Но, как известно, возжечь огонь в печи она не имела права: простоволосым бабам это не полагается – поверье такое. Хотя сама Яра считала, что так было исстари придумано, чтобы волосы не подпалить. Разводит пламя только та, чья голова покрыта. Вот вековуха Яра и отправила Загорку за одной из скотниц, какая в повое бабьем ходила.

А пока ждала ту, о всяком думалось. Даже о том, что сама она уже давно могла носить бабье покрывало, став женой жестокосердного Вышебора, вроде как породниться с хозяевами, но при этом испытать страх и муки, каких вчера едва избежала. Возможно, стань она супругой Колояровича, он бы и не резал ее. Однако этот бывший дружинник все равно видел в подчиненной женщине лишь пленницу, каких привык брать в походах. Это Дольма считал, что брат его после брачного пира угомонится, и хотел выдать за него Яру. Зная Дольму, ключница не сомневалась, что рано или поздно он бы на своем настоял. Понимал соляной купец, что проделки старшего Колояровича, коим он потворствовал, все равно надо прекращать. Вот и надеялся, что если Яра станет несчастной женой калеки, то хоть риска больше для дома не будет.

Яра вспомнила дыхание Вышебора на своем лице, его тяжелое тело, навалившееся на нее, и едва справилась с дрожью, которая охватила ее от омерзения и пережитого страха. Стать женой такого… Но теперь Дольмы нет. Вот и замечательно, что его нет!