Но через миг эта хрупкая дала отпор появившемуся у ворот Моисею. Раньше хазарина все побаивались, но это раньше, когда он всегда за плечом Дольмы стоял и мог выполнить по его указу все, что купец пожелает. Но после гибели Долемила Моисей заметно присмирел. Старался быть услужливым и неприметным, чтобы не прогнали. Даже успел к Вышебору пристроиться. И сейчас явно хотел пронести для старшего Колояровича кувшин вина – видно, калека, не получив хмельного от ключницы, отправил хазарина за пойлом в город. Ну и что с того? Хотя пьяный Вышебор всей усадьбе морока. Так что не зря Яра гневается на Моисея, вон как напирает, ругается. Совсем хозяйкой себя тут почувствовала.
На помощь Яре пришел Озар. Этот тоже чувствует себя тут не последним человеком, уверенности волхву не занимать. А вот суровый Моисей явно побаивается его, сразу отдал кувшин, а сам проскочил мимо тенью. На ступеньках крыльца задел полой накидки Радко, но даже не извинился, побежал дальше. Ну вот, скоро и рык Вышебора раздался. Ничего, поорет старшой да спать уляжется.
Яра же поблагодарила волхва за поддержку и пошла с отнятым кувшином за терем. Озар же остался стоять у калитки. Дожидался своего охранника, что ли? И Радко не ошибся. Вскоре и правда появился дружинник, сели они оба у ворот на лавке, беседуют. Ну чисто приятели добрые. Обаял служивого волхв, тот слушает его во всем, в глаза заглядывает.
Из-за терема вновь появилась Яра, стала подниматься на крыльцо. Радко немного подвинулся, но она, проходя мимо, все же похлопала ласково по плечу парня. Она всегда была с ним ласкова. Еще с тех пор, как приехала из лесов древлянских и жалела его, подростка, нелюбимого в доме.
Радко вспомнил, что ему пятнадцать зим минуло, когда Дольма привез в дом новую жену-раскрасавицу и ее белобрысую прислужницу. А незадолго до этого прежняя купчиха Збудислава упала с лестницы и сломала шею. Радко помнил, как тогда сокрушался по ней. Ведь именно он нашел Збудиславу под лестницей со странно вывернутой шеей. Жалко ее так стало. Збудислава была тихая, добрая, слова никому поперек сказать не смела. Потому и слуги при ней совсем разболтались, работали, лишь когда сами того хотели. Другое дело при Мирине. Вернее, при Яре. Яра, которой тогда уже за двадцать зим перевалило, сперва все при Мирине состояла, прислуживала, но постепенно взяла все хозяйство на себя. Дольма тем был только доволен. Вот и отдал ей ключи от всех сундуков и ларей, заявив дворне, что всякий, кто новую ключницу не послушает, будет наказан строго. И постепенно люди привыкли к ее порядкам. Правда, пару сенных девок, какие ее не устроили, все же пришлось услать со двора, новых взяли. Голица же с Ярой поладила сразу, довольна была, что у них теперь такая хозяйка толковая. Но еще больше Голица привязалась к Мирине, можно сказать, души в ней не чаяла. А вот братья Дольмы, Вышебор и Радко, долго привыкали к этой новой купчихе-красавице. Дольма вскоре после свадьбы вынужден был уехать по торговым делам, и Мирина тогда даже плакала, просила не оставлять ее среди непривычных ей людей. Но когда муж уехал, очень быстро вошла во вкус городской жизни. Яра понемногу брала на себя дела управления домом, а Мирина, которую Дольма богато одарил, что ни день наряды меняла, гуляла по шумному Киеву в сопровождении хмурого стража Моисея. Вышебор ворчал на нее, но она ему не перечила, да и особо не донимала. Он же был доволен, что в хозяйстве такой лад, у самого все чистое, еда вкусная, заботой он окружен. Только это была заслуга Яры, а не любившей праздно проводить время Мирины.
Радко тогда на Мирину засматривался, но при этом почему-то злился. Мирина же его едва замечала. Только когда он из похода вернулся, показалось, что и она его отличает. Порой так лукаво посмотрит своими дивными глазищами, что у него дыхание перехватывает. Вот он и решился, прижал ее как-то в сенях… Она крик не подняла и, как ему тогда показалось, не сильно противилась… Однако мужу своему купчиха-красавица о случившемся сразу же и донесла. Ну и началось. Дольма тогда разлютился, как никогда прежде, снова своего пса Моисея на Радко натравил. Ну ничего, Радомила было кому утешить, обойдется он и без Мирины, без красы ее несказанной. Но обиду все же надолго затаил. А Мирине хоть бы что, ходит павой, гостям приветливо улыбается, сидит подле мужа всем довольная, ластится к нему. Она умела быть очень ласковой, когда хотела…
Радко улыбнулся своим потаенным мыслям, сдул легкую стружку с обвивавшего деревянный колос деревянного же цветка. Надо будет какой-нибудь любушке подарить эту безделицу. Мало ли у него любушек по Киеву. Но сейчас эта мысль почему-то не грела. Тоскливо было. Хорошо, что хоть завтра есть чем заняться. Эта мысль его тешила даже больше, чем сам себе хотел признаться. Надо же, Мирина ему задание дала. Гм. Вот братец Дольма никакого дела ему не поручал, считал, что младший брат-вертопрах не справится. И ничего-то ему суровому не докажешь. Когда Радко из успешного похода на булгар вернулся, он даже никак не отреагировал. Сказал только: