В тот главный миг

— Схоронить надо!—Хорь снисходительно улыбнулся:

— Разрешаю. Копайте все. Все, слышь?

Но Порхов так и не встал с земли. Лепехин тронул было лошадь, но Хорь схватил ее за повод. Подошли Чалдон и Алеха с лопатами и кайлами.

— Где рыть-то, начальник? — спросил Чалдон, прищуренно оглядывая Хоря.

— Здесь и ройте, далеко ходить не будем,— ответил Хорь.

АЛЕХА

К вечеру, после трудного подъема, взобрались на хребет и тут остановились. В котловине, куда им предстояло спуститься, лежало озеро, ровное, как блюдце с черной водой. Вода под редкими вспышками солнца не просвечивала и только близ берега смугло цвела золотым отвесом заката. Алеха-возчик вывел лошадей на небольшую каменистую площадку, от которой начинался пологий спуск к воде, и оглянулся на подъехавшего Хоря.

— Табор тут будет! — сказал Хорь.— Разбивай палатки.

В молчании хмуро разбили лагерь. Актер разложил костерок.Альбина и Порхов первыми вошли в палатку и легли сверху на свои спальники, каждый в своем углу. Остальные побрели к озеру. Алеха начал осматривать лошадей. Одну надо было перековать, да разве в тайге это сделаешь? Лошадей Алеха любил. Он вспомнил детство, двор с амбарами и кирпичными конюшнями, горячий запах конского пота и кислой конской шерсти.

Воспоминания Алехи прервал разговор в палатке. Он сидел, прислонившись к парусине, и все слышал.

— Алексей,— сказала Альбина,— надо искать выход.

— Вот ты и ищи,— яростно просипел Порхов.— Ты ж у нас фронтовичка. Недаром возле бывших офицеров хвостом вертишь!

— Перестань говорить пошлости. Давай лучше о деле. Ты начальник партии и отвечаешь за все, что случилось...

— Я больше не начальник...

— Для этих уголовников ты действительно больше не начальник. Но для остальных. И если готов...

— К чему тут можно быть готовым?

— Они убили Саньку, могут перебить всех. Ты должен поднять и организовать людей.

— Ничего я не должен. Ты с завхозом наняла этих уркаганов, а мне отвечать? Нет. Я выпал...

Его голос погас, и в палатке наступила тишина.

Алеха поднялся, вздохнул. Бывшее начальство отступилось, от нового не знаешь чего ждать. Одна надежда на самого себя. Он двинулся к палатке Хоря, взялся было за полог, но, услышав голос Лепехина, опустил руку.

— Чего тянешь, Хорь? — говорил Лепехин.— Теперь мы все одной веревочкой повиты... Возьмут — всем пришьют «мокрое». Вот Глист—и тот дрейфит. Я это к тому, что на хрен нам с собой балласт таскать? От них каждый день жди... Я, брат, в войну пленных охранял, знаю...

— Чьих пленных-то? — ядовито спросил Хорь.

— Большевиков. И в расход их пускал без всякой милости.

— Большевики-то все сплошь жиды были?

— А хоть и русские,— ответил Лепехин.— И ты меня, брат, этим не упрекай. Я их, гадючье племя, как стрелял, так и стрелять буду. Ну зачем, скажи, ты с собой столько народу тащишь?

Алеха услышал, как они разливают и пьют спиртное, у него запершило в горле. Подумал с завистью: «жизнью наслаждаются, гады, а нам — так шиш».

— У границы всех отправим червей кормить,— снова раздался голос Хоря. Он что-то жевал и смачно чавкал.

— Альбину попридержим,— сказал Лепехин и потянулся.— Королевна-баба... Сгодится на дорожку.

Глист противно захихикал.

— Насчет Альбины решим,— помолчав, сказал Хорь,— а остальных — где-нить на дороге, чтоб нежданно.

— Добро,— заключил Лепехин,— чтоб визгу было меньше. Лей! — О жестяное днище крышки опять ударила струя.

У Алехи в животе странно захолодало, он хотел привстать, а ноги не держали, «Сволота!.. Вот как? Так вот они как... Ладно».

Он сидел на мокрой траве, ладонь его заледенела от сырой пропрохлады валуну. «Значит, всех кончат... А меня-то за что?» Он рывком встал и бросился к костру. Не-ет, братцы, меня так не возьмешь. Я всякое видел и выжил. Я вам не бычок на веревочке,— судорожно думал он, спускаясь с обрыва. Внизу в наползающем лунном свете видны были силуэты сидящих у самой воды канавщиков, шел негромкий разговор. Едва Алеха спустился, рассыпая сапогами мелкие камешки, разговор угас. Потом Нерубайлов сказал:

— Нет, ребята, надо этих гнид передушить, иначе они нас передушат, и вас, гражданин, тоже.— Он кивнул в сторону Соловово.

Опять помолчали. Потом взволнованный голос Колесникова спросил:

— Сейчас-то, интересно, чем они занимаются?

— Пьют,— откликнулся Алеха.

— Где достали? — с завистью спросил Чалдон.

— Корнилыч покойный сберег.

— Да, а выпить бы сейчас в самый раз,— вздохнул Алеха,— они ведь пришить нас собираются. Как к границе дойдем...

Слышно было, как сыплется песок, уносимый волной.

— Кранты, значит? — ужаснулся Чалдон.— Да что ж мы, паря? Аль мы скот безрогий?

— Спокойно,— сказал, повышая голос, Колесников.— Давайте, товарищи, обсудим ситуацию. Теперь точки над «и» расставлены. У нас выход только один: бороться.

— Надо к Порхову идтить! — продолжил Нерубайлов.— Он начальник, пусть и командует.

— Сломался он, робята,— уставшим голосом продолжал Алеха.— Альбина его подбивала, говорила, действовать надо. Отказался.

Опять замолчали. Издалека ровно шуршала тайга, да неслась пьяная песня из провиантской палатки.