В трех соснах…

И, разумеется, до вечера толком мы ничего и не успели. Ну перевезти-то — перевезли. Свезли и сгрузили всё в одной комнате. Но разбираться… Глядя на огромную кучу книг, так и норовящую развалиться, я осуждающе покачал головой. Ой, чую: Крачке тут работы, делать — не переделать… И, главное, помочь-то особо некому! Работников постоянно не хватает! Вон каких малышей задействуем-то! Старшие все и без того при деле постоянно. Огород, он много сил требует. Малышне там не справиться. Ни с поливом, ни с прополкой… А Настя и так воет: «мало людей! Ничего не успевают!» Придется Крачке самой. Сколько времени это займет — кто его знает? Но у нас у всех есть свои заботы.

Я, например, уже вечером с гвардейцами Немца (с учебы они вернулись ещё в обед, и всю вторую половину дня вкалывали «на плантациях») пришел проверить чего там наработали наши косари на футбольном поле. Мда… Не справился Егор с командованием. Выкосили мало и плохо. К башням репейника даже не подступались. Еще, в добавок, Егор порезал руку серпом и усиленно пытался это скрыть. Да уж. Правильно я поступил, что не стал давать им триммеры косить. Тут бы точно поубивались бы напрочь. Ну мелкие же ещё. Что с них взять-то?

Пришлось нам со штрафниками впрягаться. В своё личное время, между прочим. У нас с этим, благодаря Сове, строго. С девяти до двенадцати идет учёба (не только у меня или у наших командировочных, у всех занятия идут, даже у малышей) Потом, с двенадцати до двух — обед (по сменам, по очереди, все разом просто не поместимся в столовой, наверное уже), а с двух до пяти общественно полезный труд. Кого куда пошлют. А вот с пяти и до ночи у всех свое личное время. Каждый тратит его на то, чего ему хочется.

Вот и мы с Немцом и его штрафниками решили этот вечер посвятить полю. Развернулись вовсю. Шестеро старших парней, да с привезенными-таки триммерами мы быстро выкосили все поле. И кусты репейника выкорчевали. И, даже, гравийную дорожку, идущую вокруг поля, расчистили и песочком чистым посыпали. (Специально машину в Малиновку сгонял!) Совсем другой вид у поля сразу стал. Ворот, правда, нет, но ребятам так не терпелось опробовать новое поле, что притащили пару пустых бочек-двухсотлитровок и поставили их как штанги у ворот и вдоволь попинали мячик. Отвели душу. Особенно было заметно как Рон отмякае т. Вот оно! То, чего так не хватало ребятам. Куда им энергию выплеснуть. А то по домам не насидишься. Ну всё, я уже уверен, что заново зарасти полю уже не дадут. Как бы наоборот, не вытоптали его до чистой земли напрочь!

В общем, продуктивный получился день. Насыщенный. Хотя так-то подумать — а чего такого особенного сделали-то? Бытовуха. Так же, как и десятки других, точно таких же, дней. Вот только благосостояние нашего анклава куется не только, и, даже, не столько в схватках с противниками и в дерзких рейдах, а именно вот в таких вот сереньких, невзрачных днях, доверху нагруженных тяжелой физической работой.

Кем видит себя молодой парень, читающий книгу? Бесстрашным рыцарем, сокрушающим соперников, или дерзким пиратом, берущим корабли на абордаж, или суровым сталкером, пробирающимся по опасной Зоне… И ни один не видит себя простым крестьянином, ковыряющимся в земле с лопатой. Хотя именно этим, скорее всего, и придется заниматься. Рыцарей в средневековье — один на тысячу. Каков шанс, что это будете вы? Гордый пират почти всё свое время проводит на веслах галеры или на вантах с парусами, надрывая жилы, а абордаж случается далеко не каждый день. Да и что там того абордажа-то? Полчаса удовольствия и снова — недели изматывающего труда. Даже сталкерам, чтоб прокормиться, нужно иметь собственный огородик! Ибо на продаже артефактов дофига не заработаешь. Уж очень много конкурентов. Вот и получаются, что книги врут нам, рисуя привлекательную картину приключений и скрывая правду об каждодневном упорном труде.

Хотя, с другой стороны, книги пишут (да и читают тоже) не для того, чтоб показать всю неприкрытую правду жизни (её, этой «правды» всем и в реальной жизни хватает с избытком), а для того, чтоб убежать в другой, лучший мир. Спрятаться в нем от опостылевшей повседневности. Вот и выходит, что, даже, если в книге честно написано о всех трудностях жизни — то это никто не хочет читать. Пролистывают «неинтересные места» к очередному красочному и яркому эпизоду.

Да и мне, честно говоря, если не записывать всё досконально, что происходило со мной в течении дня, довольно трудно потом вспомнить: а что же я делал три дня назад? Зато кровавую схватку, в которой довелось участвовать, может и хотелось бы забыть, ан нет. И спустя годы будет приходить в воспоминаниях.