В трех соснах…

От этой темной Малиновки отошли не так и далеко. Километра на два может. Ну, на три — максимум. Присмотрели подходящее местечко и перегородили дорогу срубленной сосенкой. Как Шиша и показывал. Чтоб верхушкой им самим обзор не загораживала, только ствол тоненький поперек дороги на высоте полуметра. Тоненький-то он тоненький, но и машиной сходу не сшибешь. Останавливаться надо… Вот по остановившимся с автоматов-то и отработают.

Подготовили пять позиций, под углом к месту засады. Гарольд поймал себя на мысли, что он пытается всё, до мельчайших деталей, повторить, и так как делал Шиша на той основной позиции. Разметил ребятам сектора обстрела. Заставил, хоть на чуть-чуть, но врыться в землю. Приглядел пути отхода. Вроде всё предусмотрено. Остается только ждать рассвета и появления противников.

Немец не учел одного. Что всего на свете предусмотреть невозможно. Вот и сейчас…

Уже давно рассвело, солнце, правда, не особо пробивалось сквозь мерзкую серость, затянувшую всё небо. То и дело начинался противный мелкий дождик. В наскоро вырытых окопчиках выступила вода. Никто не желал лежать на мокрой земле. Сыро! Все сгрудились в кучку и, нахохлившись, тоскливо глядели в сторону Малиновки. Ждать было невыносимо. Скорей бы уже эти козлы ехали…

Козлы и приехали, да не с той стороны… Немец и вся его команда позорно прошляпили появление колонны машин со стороны Просвета. Три легковушки и, даже, старая тентованная газелька. Услышали звук моторов и увидели выезжающий транспорт Немец с бойцами только тогда, когда их самих, сидящих якобы в укрытии (кустарник неплохо закрывал их от взоров со стороны Малиновки, но никак не с тыла) заметили с машин. И авто начали притормаживать.

Поняв, что они влипли, Немец коротко рявкнул:

— К бою! — и, вскочив на ноги, вскинул автомат…

Пять автоматов вразнобой выплюнули в сторону колонны свою смертоносную начинку. Расстрелять её они не расстреляли, но обстреляли, конечно, знатно. Вот только и противник нынче оказался не из пугливых. Из легковушек словно горох на дорогу посыпались бойцы, вооруженные ничуть не хуже самих засадников. И было их немало. Никак не меньше десятка. А то и побольше. И ещё у них было неоспоримое преимущество — они могли укрыться за собственными машинами. Что они и не замедлили сделать. А вот Немцу с мальчишками укрыться было негде! Совсем! Их нынешние позиции были хороши только с фронта. С тыла же, как оказалось… Как говорится — без штанов. А до леса ещё успеть добежать надо…

Так что, как только вокруг них начали с чавкающим звуком впиваться в землю пули, Немец коротко скомандовал:

— В лес! Отходим!

И сам выпустил остаток магазина в одной длинной очереди. Не столько надеясь поразить противника, сколько прижать его огнем и, тем, выгадать хоть пару секунд для своей отступающей команды.

Не помогло… Автоматные очереди настигли их на бегу. Вот Зуб тоненько, совсем по девчачьи вскрикнул, зажимая окровавленную ладонь…

— Бегом, бегом. — свирепо прорычал Немец, торопливо перезаряжая магазин. — Рыжик, Мох помогите Зубу. Если что — на себе тащите! Все бегом! — и, повернувшись к приближавшимся преследователям (а противник не удовольствовался только тем, что обстрелял засадников — нет. За ними устроили настоящую загонную охоту!) И, прикрываясь стволом сосны, снова выпустил короткую очередь. — Уходите! Я их задержу немного. Да шевелитесь вы, беременные тараканы!…

* * *

Колесо

Сергей Колесников был трусом. С самого детства он боялся всего. Барабашку, который живет под кроватью, Серого Волчка, Бугимена, темноты, гроз, пауков… Но больше всего он боялся других людей. Боялся собственного вечно пьяного отца, боялся задиристых одноклассников, боялся хулиганов во дворе. И, словно компенсируя свой собственный страх, ему нравилось когда кто-то боится его самого. Пока был маленький он часто бил и мучил кошек во дворе (когда никто не видел, разумеется.) Пару раз даже забивал котят до смерти… Но это ему не понравилось. Ему не нужны были страдания и мучения жертвы. Тем более её смерть. Это не приносило ему никакого удовлетворения… Ему нужен был именно страх. Страх перед ним. Именно понимание, что его боятся, доставляло ему величайшее удовольствие в жизни. Со временем это переросло в настоящую одержимость.

Постепенно с кошек и собак он перешел на детишек. Поскольку сам он, по прежнему, боялся сверстников (особенно тех. кто мог дать сдачи), так что своих жертв он выбирал из ребят помладше. Часто, для того чтоб тебя боялись — не нужно было даже бить. Можно одними словами заставить сжиматься сопляка при одном только твоем появлении. Не всех, конечно. Но Серёжа научился безошибочно находить своих жертв. Но и этого со временем ему стало не хватать.