— Всё просто. Я уже сказал, что в
— Я
— Рад что ты меня понимаешь.
— Что там за Тороп-то вообще у Кабана завелся-то? — спрашивает Гвоздь у изображавшего неподвижную статую Потапа.
— Из новеньких, — отмирает генерал. — Молодой, но борзый.
— Насколько молодой?
— Да лет 12. Ровесник Толстому как раз.
— И что, его до сих пор не усмирили?
— Видимо нет. Борзый. Он даже на Кабана варежку раскрывает.
— Кабана менять надо, — морщится Гвоздь, — порядка нет. Пацанов распустил. Дисциплины нет. Службу несут спустя рукава… Жмур тогда врасплох застал, помнишь? Потери были.
— Помню, — осторожно, словно боясь спровоцировать, отвечает Потап. — Но кого туда поставить? Пастуха?
— Он ещё хуже Кабана будет… — недовольно протянул Гвоздь. — Комара может? — и тут же, сам себе отвечая, забраковал кандидатуру. — Да не… Комар молодой еще. Авторитета не наработал пока… Получается и впрямь, некем заменить-то…
— Ну ладно, — напомнил я о себе, хотя послушать
— Да, — встрепенулся Гвоздь и протянул руку, прощаясь. — Ты уж извини, что так вышло.
— Бывает, — не стал стыдливо отказываться я и переводить стрелки на Толстого, мол, вот кто извинять должен, хотя Гвоздь явно на это рассчитывал. Да что там рассчитывал, откровенно подталкивал к этому. Типа, я перевожу стрелки на Толстого — Гвоздь охотно жмет и ему руку как равному и говорит красивые слова, и тот плывет, смущенно бормоча, что всё в порядке. Но я сам себя накрутил собственной речью, и до сих пор был на взводе, оттого и решил не спускать всё на тормозах. — Мы плату за последний сеанс вернем. Сеанс же сорвался. А нам —
— Да о чём ты говоришь? — чуть ли не руками замахал Гвоздь. — Такие мелочи. Пусть эта плата целиком вон Толстому идет, за понесенные неудобства, и вообще… Потап!
— Ага, сейчас! — помощник Гвоздя понятливо кивнул и выскочил из комнаты, чтобы буквально через пять минут вернутся с пакетом всевозможных сладостей. Конфет и шоколада там почти не было, зато полно халвы, вафель, орешков всяких и тому подобной мелочевки. — Вот.
— Это тебе, — даже не посмотрел, что там принес его подручный, выдал Гвоздь. — Не держи зла на нас.
Толстый дернул было рукой к пакету, но словно спохватился и, остановившись, выжидающе уставился на меня.
— Ну и всему анклаву чего-нибудь подкинем, — скрипнув зубами сдался Гвоздь. Отделаться мелочью не получилось, хотя его за язык никто не тянул. Сам попытался перевести все в торгово-денежные отношения. Он-то надеялся, что мелочевкой отделается, ан не вышло. Сам себя в неловкое положение откупающегося поставил. Кто ж ему теперь виноват-то? —
Кивнув Толстому, чтоб забирал пакет, я задумался.
— Да вот завтра же Пасха будет. Яичек сотню-полторы не подкинете? А то мы, конечно, поднакопили к празднику, но их все равно не особо много. С двух-то десятков курей не накопишься же.
— А я и не знаю есть ли у нас… — откровенно растерялся Гвоздь.
— Ага, сейчас, — понятливо кивает подручный и снова исчезает.