— Ты имеешь в виду образование? — Нахмурилась Татьяна.
— И образование тоже. — Кивнул Олег. — Какое у него, у Отто Штейнбрюка, образование? Школа… гимназия… не знаю, что там у них тогда в Австро-Венгрии было… затем офицерская школа, если он действительно офицер, или краткосрочные курсы каких-нибудь их «прапорщиков»… ну и, возможно, академия РККА. Я не знаю… Но пусть академия… И что? И я школу закончил, и, между прочим, хорошую, а потом медицинский факультет Техниона[186]
, и спецкурс по нейропсихологии в Карнеги-Меллон[187] и докторат в Тель-авивском университете… Как думаешь, у кого кругозор шире и образованность выше? А ведь это я еще о Басте ничего не сказал, а он у нас доктор философии…— Ты хвастун! — Улыбнулась Таня, но улыбка была скорее понимающая, чем наоборот.
— А то?! — Улыбнулся и Олег. — Меня когда… — Но рассказывать Тане, как его по мозгам шарахнуло почему-то не хотелось. — … через тест Векслера[188]
прогнали… Знаешь, сколько я получил?— Ну, хвастайся, разрешаю!
— 143 из 160…
— Что, действительно? — Кажется, он заработал в глазах Тани еще пару очков, хотя, видит бог, ничего такого и в уме не держал. О другом думал.
— Серьезно, — ответил он вслух. — И поверь мне, и у Степы с Витей не меньше, если не больше. И у вас с Олей тоже… иначе бы мы не общались…
— Умный ты… Баст, а дурак. — Чуть прищурилась Татьяна, пряча за полуопущенными ресницами рвущийся наружу смех. — Вы в нас совсем другое цените, или я ошибаюсь?
— Ну почему же… Все ценим! — А что он мог ей сказать еще? Что не ценит? Так ведь ценит, и… — Но мы не об этом, не так ли?
Было чертовски холодно. Мерзли пальцы рук, и промозглый ветер, несущий вдоль проспекта мелкую ледяную морось, продувал насквозь, легко преодолевая толстую ткань пальто и шерстяной свитер грубой вязки. Что уж было говорить о ногах?! За те несколько минут, что колонна простояла в ожидании приказа, ноги совсем закоченели, и Баст, как и все прочие, окружавшие его мужчины, непрерывно переступали с ноги на ногу, как застоявшаяся лошадь.
«Лошадь… битюг…» — Баст поднял руки к лицу и дохнул на пальцы. Изо рта вырвалось облачко пара, но тепла оно — увы — не несло.
— Дрейфишь, Bazi[189]
? — Спросил стоявший справа от Баста широкоплечий, но какой-то ущербно низенький Гюнтер Штеле. Спросил грубо, как и хотел, вероятно, спросить, чтобы унизить интеллигента и маменькиного сынка— А ты, Genosse[191]
? — Однако, заглянув в глаза своему товарищу по партии, — для этого ему пришлось чуть наклониться и повернуть голову — Шаунбург (ведь назваться здесьНо закончить «разговор» им, к счастью, не позволили. Где-то впереди раздались тревожные крики и властные слова команд, взметнулись ввысь знамена и транспаранты, колонна дрогнула, то ли подтягиваясь, то ли собираясь с силами, и в этот момент Баст ИХ услышал. Благодаря своему росту он отлично видел голову колонны, стоявшую в створе проспекта, и пустую, буквально вымершую площадь, лежащую перед первыми шеренгами, в которых стояли командиры и самые крепкие уличные бойцы, каких смогла выставить местная организация СА. Итак, сначала сквозь слитный шум задвигавшихся разом людей, Баст услышал лишь ритмичный гул, в котором, впрочем, привычное ухо легко узнало «хоровое» пение. Затем — не прошло, кажется, и нескольких секунд — он узнал и песню, а потом в створе противоположной улицы появилась голова чужой колонны. Над ней тоже развевались красные флаги и тяжело колыхались растянутые «от стены до стены» транспаранты, и грозно взмывали вверх сжатые кулаки идущих.
— Vorwärts[194]
! — Доносится откуда-то оттуда, из первых рядов, приказ и шеренги трогаются, «печатая шаг», едва ли не по военному. Впрочем, и в самом деле, ветеранов здесь большинство, а таких молодых идиотов, как он, Себастиан Шаунбург…Пошли, с каждым новым мгновением, прибавляя шаг. Зазвенели извлекаемые из карманов рабочих курток и пальто велосипедные цепи, появились в руках обрезки водопроводных труб и стальной арматуры… Но и с другой стороны на встречу судьбе тоже шли не мальчики из церковного хора. Колонну комми возглавляли боевики Леова[196]
, и значит, сегодня прольется много крови.