В третью стражу

Сам он действительно довольствовался малым, и, хотя после ночи любви плохо думается о прозе жизни, фон Шаунбург проявил чисто немецкий практицизм и того же происхождения педантизм. Из полудюжины рубашек, как минимум, четыре, а по максимуму все шесть нуждались в стирке. О ней же мечтали и его носки и нижнее белье. Но тут можно было кое-что и прикупить, а вот костюм следовало непременно отпарить. Получалось, что обстоятельства просто не оставили ему выбора: темно-серые фланелевые брюки и пиджак из темно-коричневого вельвета. А вместо галстука — шейный платок.

«Все хорошо… — Констатировал Баст, рассматривая себя в зеркале. — Но ведь замерзну к едреной матери».

Действительно: в Париже было холодно и промозгло, но если под брюками у Шаунбурга были поддеты шелковые кальсоны, — а Баст не отказался бы теперь и от шерстяных, но таковых у него, увы, не было — то майка, рубашка и пиджак под элегантным, но всего лишь тонким демисезонным пальто — тот еще паллиатив[125].

Но зато выглядел фон Шаунбург замечательно. Помылся, побрился, оделся, словно фат на прогулке, выкурил заныканную с позавчера сигару, выпил большую чашку сладкого кофе, принесенного по его просьбе из ресторана вместе с бутылкой коньяка. Коньячку Баст тоже отведал, и благодаря всем этим мерам полностью восстановил свое душевное равновесие.

«Мадам, после того, что между нами было, я, как честный человек … А что было-то?»

Вот эта последняя реплика лучшим образом и отражала модус операнди Екатерины Альбедиль-Николовой. Ни тени смущения, разумеется, и никаких душевных драм. И в самом деле, с чего бы? Впрочем, нет. Тень смущения — но именно тень — все-таки промелькнула разок в ее посветлевших в утреннем свете глазах, но Баст подозревал, и не без веских к тому оснований, что смущалась чужая и незнакомая ему библиотекарша из Санкт-Петербурга, а вот баронесса на такие подвиги была совершенно неспособна. Вернее, способна-то она была как раз на многое, но если уж уложила в постель понравившегося ей мужика, то, верно, не затем, чтобы потом об этом жалеть.

— Извини, Баст, — рассеянно улыбнулась ему Кейт, открывая дверь через две минуты после того, как он постучал первый раз. — Я еще не готова, но это не займет много времени. Садись в кресло и …

«Наслаждайся представлением».

— … покури, — скользящий в никуда взгляд, ироническая улыбка и что-то еще до кучи, чего Баст пока не понял.

Оставалось гадать, чем она была занята весь прошедший час, если все еще в пеньюаре, под которым имела место быть лишь короткая шелковая комбинация. Разумеется, белоснежная и обязательно по фигуре, по хорошей фигуре… В общем, выглядела Кисси потрясающе, в первозданном смысле этого слова. Она буквально трясла Баста фон Шаунбурга, взяв его за грудки — за лацканы пиджака — вытрясая из него дурь, то есть, всех прочих баб …

«И юных блондинов!» — Усмехнулся мысленно Олег, сбрасывая наваждение и вновь, хоть отчасти, становясь самим собой.

Естественно, Кисси нравилась не одному только Басту. Она и Ицковичу нравилась, но Олег в этом смысле был сейчас несколько крепче. Или все дело было во времени суток и количестве алкоголя в крови?

— Не торопись, Кисси, — сказал он, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. — Мы никуда не опаздываем.

Она одарила его чудной улыбкой и соответствующим взглядом — «И не надейся, Баст, я спешить, не намерена…» — и «продолжила» прерванный туалет. На повестке стояли шелковые чулки. Ну, кто бы сомневался! Есть ли что-нибудь более эротичное, чем красивая женщина, натягивающая на стройные ноги тонкие цвета топленого молока чулки? Вероятно, есть, но в голову сразу не приходит. Особенно если ты как раз тем и занят, что смотришь, не в силах оторвать взгляд, как эта чертовка надевает чулки.

«Вот же! Ох, … Твою … твою …» — Олегу стоило немалых усилий справиться с природной магией женственности, которой кузина Кисси владела в совершенстве, но он все-таки преуспел. Закурил не суетясь, выпустил дым, взглянул «рассеянно» в расшторенное окно, снова перевел взгляд на Кисси, и, усмехнувшись, попросил:

— Ты бы рассказала мне, пока одеваешься, что там было с поездкой Тухачевского.

— С какой поездкой? — Она была обескуражена, но еще не решила, как реагировать на его откровенное хамство.

— Ты сказала, что 15 февраля он будет в Париже. Об этой поездке что-то известно? С кем он встречался? Где? О чем говорил?

Баст фон Шаунбург был в меру деловит, но не жал. Не допрос все-таки, а светская беседа, да еще и в контексте отношений, осложненных случайным сексом.

— А что это ты вдруг заинтересовался маршалом? — Она снова была беззаботна, и голос ее звучал не то чтобы игриво, но чрезвычайно возбуждающе, хотя, видит бог, какой подтекст можно вложить в эту давнюю историю?

«Которая на самом деле еще даже не произошла».

— Да, просто любопытно, — Олег пока и сам не знал, почему вдруг заинтересовался Тухачевским. Что-то такое крутилось в голове, но пока неотчетливое, неясное.