В труде и учебе

Ребята озадаченно переглянулись, явно не зная, что отвечать.

— Ты Тимур? — спросил Николай Егорович у Шурика.

— Что вы, что вы! — воскликнул Шурик испуганно. — Какой я Тимур?

— Тогда, значит, он, — показал Николай Егорович глазами на Женю Смирнова.

— Нет, не он, — сказала Наташа.

— Тогда, наверно, ты Тимур, — сказал Николай Егорович улыбаясь, но Наташа и на этот раз отрицательно замотала головой.

— Какие могут быть разговоры! — сказал Шурик. — Тимур — это Нина… Наташа, не тряси головой, у тебя может сделаться сотрясение мозга.

— Нина? — переспросил Николай Егорович удивленно. — Где же она? Может быть, не Нина, а все-таки Наташа?

— Нет-нет, не Наташа! — упрямо повторил Шурик. — При чем тут Наташа? Наташа — девочка. Наша вожатая Нина — действительно Тимур.

— Нина больше Тимура! — взволнованно крикнул Женя Смирнов.

— Больше? — удивленно переспросил Николай Егорович.

И ему уверенно ответил Шурик:

— Больше. У Тимура была что — команда? А Нина — комсомольский работник. У Нины — дружина. Нина с нами дома и в походе. Наша Нина в районном комитете член бюро!

Шурик заметил, какими страшными глазами смотрят на него товарищи, и спохватился.

— Я только не знаю, — сказал он, — должен ли я вам все это рассказывать?

— Мне можно, — ответил Николай Егорович. — Видишь ли, я тоже когда-то был комсомольским работником.

Он полез в стол, долго копался в бумагах и наконец извлек на свет старую, пожелтевшую от времени, похожую на паспорт книжку.

Ребята смотрели на Николая Егоровича с нетерпением и недоверием. Уж очень он был не похож на комсомольца, этот пожилой человек!

— Вот мое удостоверение, — сказал Николай Егорович Шурику, — выданное Центральным Комитетом. И я был комсомольским работником еще тогда, когда ни тебя, ни Наташи не было на свете.

Ребята с уважением разглядывали старое удостоверение Николая Егоровича. Оказано было в нем, что член Российского коммунистического союза молодежи Н. Е. Воронин командируется Центральным Комитетом комсомола в распоряжение Тамбовской губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом, спекуляцией и преступлениями по должности. Желтая картоночка была помечена 1920 годом — Шурик даже зажмурился: «Ух, как давно!» — и напоминала о гражданской войне, лесных засадах и жестоких боях.

— Значит, Тимур — это Нина? — задумчиво повторил Николай Егорович. — И это она все придумала?

— Нет, — сказал Шурик, терпеливо улыбаясь. — Это не одна она придумывала. Сначала все придумал писатель Гайдар. А потом мы придумали все вместе. Нина нам только сначала говорит, какими мы должны быть дома и в школе, а потом мы всё делаем сами. Я и вот Женя и Наташа — мы учимся с вашим Никитой в одном классе. Мы всё про вас знаем, нам рассказывали.

— Что же вы про меня знаете? — спросил Николай Егорович.

— Всё, — коротко сказал Шурик. — Знаем, что вы живете с Никитой одни, вдвоем; мама у Никиты переучивается в Москве на доктора, а он сам долго болел; знаем, что у Никиты был старший брат и теперь его нет, потому что была война…

Шурику не хотелось говорить напрямик, что старшего брата Никиты убили фашисты.

Женя так и сказал, дергая Шурика за рукав:

— Об этом не надо говорить. Просто, одному жить и учиться трудно… Вы же все время заняты, вам некогда, и Никита все время один.

— Вы решили мне помочь? — сказал Николай Егорович.

— Никите, — ответил Шурик. — Ну, и, конечно, вам тоже. Ничего особенного! Мы и другим тоже помогаем. Вы делайте свое дело и на нас не обращайте внимания.

— Никиту мы вытянем, — сказал Женя.

— Он уже вытягивается, — сказала Наташа.

— Я вытягиваюсь, — подтвердил Никита.

— Хорошо, — сказал Николай Егорович. — Большое тебе спасибо. И вам, ребята, большая благодарность и от меня и от Никиты. Вы — хорошие товарищи. Не знаю только, как вы сами будете справляться со своими делами и уроками — времени на Никиту у вас уйдет много. Что скажут ваши отцы и матери?..

Но тут Никита страшно зашипел в своем углу и за спиной у Жени и Наташи стал подавать Николаю Егоровичу таинственные знаки. Забыв про все на свете, он сигналил отцу: «Молчи!» — по сложному тимуровскому коду, которому научил Никиту Шурик, — ладонь в растопырку и все пальцы в кулак.

Николай Егорович удивленно смотрел на ребят: «Что случилось?»

Большая и светлая комната стала как будто опять мрачной и нерадостной. Нахмурился и побледнел Шурик. Укоризненно машет руками Никита. У девочки в глазах стоят слезы, и она запрокинула голову высоко-высоко, делая вид, что разглядывает потолок комнаты. Так, по крайней мере, ни одна слезинка не упадет на пол.

Николай Егорович понял, что не надо продолжать разговор. В сложных отношениях ребят нелегко было сразу разобраться. Он наклонился над столом, перелистывая альбом с марками.

Все потом узнается, и все станет на свое место.

Но откладывать выяснение отношений на «потом» Шурик Никифоров не захотел. Он еще больше побледнел и на глазах у всех стал вроде выше ростом.