В трущобах Самары

На углу Заводской и Преображенской улиц долгое время стоял старый полуразвалившийся деревянный дом, в одной половине которого имелась маленькая бакалейная лавочка. Рядом на том же дворе находилась другая такая же ветхая хибарка, разделенная тонкими досчатыми перегородками на несколько маленьких чуланчиков. Двор имел двое ворот и несколько маленьких калиток, служивших выходом на обе улицы. Некоторые из калиток были так художественно замаскированы, что для неопытного глаза представлялись обыкновенным забором.

Днем оба дома казались необитаемы, не замечалось в них никакого движения, ставни на окнах не открывались, ворота постоянно были запертыми извнутри.

Но лишь только ночная тьма спускалась на землю, как в той и другой развалинах зажигались огни и начиналась кипучая жизнь. Через ворота и калитки входили и выходили какие-то таинственные тени и втаскивались и вытаскивались узлы и ящики с неведомой поклажей. Точно из глубокого подземелья на улицу доносились глухие звуки гармоники и хриплые мужские и женские голоса. Временами слышались отголоски пьяных разгульных песен или вырывались наружу чьи-то дикие крики о помощи, доносился отчаянный вой...

Но глухи были проулки, хранили гробовое молчание и вылетавшие нечаянно звуки замирали в приволжской ночной тишине.

Некоторым из ближайших соседей было известно, что арендует оба дома какой-то рыжий высокий хмурый господин, значащийся по записи Севастьяном Худицким, но никто не знал — откуда взялся этот человек и когда здесь появился. Говорили еще некоторые, что у рыжего имеется толстая высокая сожительница Настасья, которую он, будто бы, пользуясь опьянением, насильственным путем привлек в свое логовище с Троицкого базара и закрепостил. Но так ли это было в действительности, наверное никто не знал. Самого рыжего видали очень редко, таинственная же Настасья не показывалась вовсе и могли ее видеть только лишь безвестные ночные посетители.

Ночью после описанного в первой главе разговора в трактире оба домика Худицкаго были против обыкновения не освещены, ворота закрыты, не слышалось ни звуков гармоники, ни песен, ни шума. Казалось, что обитали тут в данное время только лишь совы да летучие мыши. Такая же мертвая тишина царила и кругом в прибрежной полосе Волги.

На ближайшей башне пробил час, где-то пропел петух и опять все смолкло, лишь тихо плескались волжские воды, пробужденные пришедшим пароходом. На берегу свали даже сторожевые собаки.

Вскоре крик петуха повторился и из маленькой лодочки, тихо подплывшей из-за барок, скользнули на берег две тени. Бесшумно и быстро направились они к жилищу Худицкого и скрылись в одной из калиток двора.

Через небольшой промежуток времени калитка снова бесшумно открылась и из нее показался высокого роста мужчина, одетый в татарский костюм с большой лохматой папахой на голове.

Лишь только исчез этот незнакомец в ночной темноте, на дворе послышался крик петуха, в обоих домиках засветились огни, ворота раскрылись и в них двинулись из непроглядного мрака один за другим неведомые ночные гости. Вскоре послышались обычные звуки гармоники, раздались веселые песни. По временам доносились бурные крики: «да здраствует отец атамань наш — Мишка Истомин»!..

На следующий день в местных газетах сообщалось: «В ночь на сегодняшнее число из губернский тюрьмы посредством подкопа бежали 22 арестанта, приговоренные на разные сроки к каторге. Пред побегом для замешательства тюремной администрации арестантами взломана паровая труба, отчего камеры наполнились паром, не давшим возможности в течение некоторого времени разобраться в чем дело. Кандалы и арестантская одежда найдены в разных местах неподалеку от тюрьмы. Арестантские шапки найдены надетыми на фонарные столбы. Пока никто на задержан. Один из бежавших, но кличке — Мишка Истомин, уже не раз отбывал каторгу и известен, как атаман разбойничьей шайки, совершившей целый ряд убийств и грабежей. Розыски производятся».

III. Присяга.

Неподалеку от притона Худицкого на той же Преображенской улице несколько лет существовала «секретка». Дом был также старый, полуразвалившийся с забитыми досками окнами, так что по внешнему виду казался необитаемым. Днем из него также никто не показывался, зато но ночам до самого утра совершались за ветхими стенами самые отчаянные оргии. Собирались воры, убийцы, бежавшие с каторги, фальшивомонетчики и прочая подобная братия. Тут делилась и пропивалась добыча, происходили крупные денежные игры, за которыми вырабатывались лучшие шуллера-художники. Отсюда же нередко в темные ночи выносилась и кидалась в Волгу таинственная поклажа, которая всплывала иногда в форме разложившегося трупа... Делами вертепа заведывала известная в воровском мире — «Змея».

В описанную в предыдущей главе ночь и в этом доме было тихо также, как в притоне Худицкого. Огни не зажигались и царила гробовая тишина.