В царской ставке

Эти деяния, имевшие фатальные последствия для будущего России, были: допущенное со стороны престола влияние на управление страной в столь тяжелый период ее истории распутинской клики и борьбы верховной власти с Государственной Думой, так или иначе олицетворявшей творческие силы страны, к патриотической помощи коих верховная власть не только упорно считала не нужным, но даже считала вредным прибегнуть.

Крайнее упорство, не поддававшееся никаким доводам и увещеваниям, откуда бы они ни исходили, в нежелании престола положить конец влиянию Распутина и его клики и нежелание призвать, в столь тяжелый час, к содействию власти общественные силы, а наоборот, борьба с ними, привело наконец всё патриотически настроенное русское общество в крайнее отчаяние, чем и объясняется столь быстрый, можно сказать, молниеносный успех революции.

Много уже было написано о Распутине, и было бы излишним возвращаться к описанию и оценке той трагической роли, которую сыграл он в истории России.

Здесь хочу лишь упомянуть о том глубоком влиянии, которое имела «распутиновщина» на умонастроения и духовные переживания личного состава Ставки.

Всем нам, конечно, было известно то положение, которое занял в царской семье этот презренный негодяй, влияние коего на Государыню и Государя не могли ослабить и открыть на него глаза даже представленные документально-фотографические доказательства об его низком разврате; мы знали об определенном вмешательстве Распутина и сплоченной вокруг него корыстолюбивой и бесчестной клики в дела управления государством и в назначения на высшие государственные должности; до нас доходили начавшиеся распространяться в 1916 году в русском обществе слухи о связях распутинской клики с тайными германскими агентами, в связи с чем появились необоснованные, конечно, обвинения Государыни, немки по происхождению, в измене.

В таких условиях упорная защита Государыней и Государем Распутина и его клики оскорбляла наше национальное достоинство и вызывала среди всех нас, так же как и среди всей патриотически настроенной части русского общества, глубокое возмущение.

Столь велико было тогда это возмущение, что даже теперь, когда всё безвозвратно минуло и когда с годами улеглись страсти, оно, при воспоминании об этом трагическом прошлом, всё же закипает с прежней безмерной силой.

Вместе с тем упорная борьба престола, в столь тяжелое для страны военное время, с Государственной Думой вызывала в нас сильную тревогу за будущее.

Хотя, конечно, нельзя отрицать, что, весьма, правда, незначительная часть радикально, или вернее революционно, настроенных членов Думы преследовала не патриотическую, а партийную цель – воспользоваться войной для свержения власти, однако значительное большинство членов Думы имело перед собой единственно лишь патриотическую цель: помочь власти добиться победы в войне. Но, видя систематическое нежелание власти прибегнуть в тяжелый час к помощи олицетворяемых Думой творческих сил страны и опасаясь того вредного и растлевающего влияния, которое имела на государственные дела распутинская клика, патриотическое большинство Думы заняло оппозиционное положение по отношению к пагубной внутренней политике правительства, перешедшее, после насильственного акта роспуска Думы в начале 1917 года, в справедливое возмущение, которое окончательно оттолкнуло Думу, а вместе с ней и всё русское общество от престола и правительства.

Мы же в Ставке отдавали себе отчет в том, что в обстановке 1-й мировой войны, когда сражалась со страшным врагом не только армия, но весь вооруженный народ, успех мог быть достигнут лишь при условии полного единения народа с властью и полного использования всех без исключения творческих сил страны; мы ясно сознавали, что в это время несогласие, а тем более открытая борьба власти со страной неминуемо должны привести к катастрофе; поэтому и мы, опасаясь за судьбу дорогого нам отечества, с неодобрением и тревогой относились к внутренней политике верховной власти.

* * *

Так как Государь горячо любил Россию, упорство, с которым он вел гибельную для нее внутреннюю политику, требует объяснений, чтобы не быть неправильно истолкованным.

Не подлежит, конечно, сомнению, что Государь не питал никаких симпатий к прогрессивным идеям в деле управления государством и не только недоверчиво, но даже враждебно относился к носителям и распространителям этих идей.

При своем религиозном мистицизме он твердо верил, что власть ему дана Богом и что его долг состоит в том, чтобы сохранить ее неумаленной; вследствие этого он отвергал всякие попытки самодеятельности и инициативы общественных сил, видя в этом посягательство на свою власть, и не останавливался перед тем, чтобы вступать с этими силами в борьбу.

Однако при объяснении того крайнего упорства, с которым Государь вел эту борьбу, нельзя удовольствоваться лишь ссылкой на его религиозный мистицизм, так же как нельзя искать причину этого упорства, быть может, в недостатке умственных способностей, ограничивающем его понимание.