В царстве снов

Александръ Амфитеатровъ Въ царств сновъ

In die Traum und Zaubersph"are

Sind wir, scheint es, eingegangen.

Goethe. Faust.

Из раздела «Закавказье»

Арагва переливается изъ млетской [1] долины въ Пасанаурскую, длиннымъ и довольно узкимъ ущельемъ, похожимъ на коридоръ. Горы здсь теряютъ ту наивную веселую прелесть, какою такъ искренне восхищаютъ млетскіе холмы всякаго путника, спускающагося къ нимъ съ высотъ Гудаура, и вмст съ тмъ еще не пріобртаютъ торжественнаго величія, свойственнаго зеленымъ громадамъ Пасанаура. Если послдовать примру горцевъ, населившихъ каждую норку, каждую ложбину своихъ высотъ демонами-покровителями, то духомъ Млетъ надо было бы назвать рзваго Аріэля, Пасанауръ сдлать столицей царственныхъ Оберона и Титаніи, а ущелье между первыми и вторымъ, предоставить безалаберному услужнику Пуку. Онъ или какой-нибудь другой веселый чортъ сильно похозяйничалъ когда-то въ этомъ коридор: природа послдняго — рядъ скачковъ, непослдовательностей, контрастовъ. Линія берега Арагвы идетъ крайне неровно — то поднимается Богъ знаетъ на какую высоту, то спустится, чуть не въ уровень съ водой и ползетъ надъ ней срою, едва замтною полосой; здсь грозно виситъ безплодный каменный обрывъ, тамъ почти-что отъ самой рки начинается пологій подъемъ въ нсколько верстъ длиной, сплошь покрытый желтыми нивами; здсь, на необозримомъ пространств голыхъ черныхъ скалъ и сраго булыжника, некстати прилпилась крошечная рощица изъ десятка замчательно зеленыхъ и свжихъ деревьевъ; тамъ среди такого же необозримаго пространства лса, еще боле некстати, выставилъ свою плшивую голову скучный, кубышкообразный утесъ: его почва не поддается оплодотворенію и упорно отвергаетъ смена, которыя щедро сыплетъ на нее молодой, здоровый лсъ. Паденіе Арагвы въ ущельи весьма значительно; ея красивыя волны, смшавшія въ своей глубин все разнообразіе оттнковъ благо, голубого и зеленаго цвтовъ, похожи въ этомъ мст на милліонную толпу школьниковъ, отпущенныхъ изъ класса: одн играютъ, смются, весело кричатъ, перекидываются снжною пною, другія обиженно ворчатъ и сердито дуются, третьи лзутъ съ дракой на встрчные подводные камни и, потерпвъ пораженіе, ревутъ отъ стыда и боли, какъ недорзанные волки. И все это вмст сливается въ общемъ стихійномъ шум, нелпомъ, но могучемъ, безпорядочномъ, но бойкомъ и бодрящемъ. Иныя мста посщаешь, чтобы любоваться ими: сюда ходишь изъ любопытства, не безъ надежды открыть какой-нибудь новый курьзъ, отпущенный природой на вки вчные и въ самыхъ колоссальныхъ размрахъ, въ поученіе мимо путь держащаго человчества. Одинъ изъ поворотовъ ущелья особенно страненъ. Коридоръ расширяется. Правая сторона его, гд вьется блая лента Военно-Грузинской дороги, поднимается не очень крутыми, но высокими, округленными террасами; если бы засыпать неглубокимъ слоемъ земли громадное зданіе романскаго стиля, получилось бы что-нибудь въ род контуровъ этой горы. Насупротивъ, далеко за Арагвой, въ конц многоверстной широкой балки, виденъ другой засыпанный замокъ, но уже готическаго стиля. пространство между ними наполнено скалами, вылившимися въ самыя причудливыя формы — иногда смшныя, иногда страшныя, всегда сильныя, рзкія, угловатыя, никогда не изящныя. Къ нимъ легко примнимы слова Виктора Гюго объ очертаніяхъ облаковъ: «вы легко найдете въ нихъ Калибана, но напрасно будете искать Венеру». Въ нихъ много безпорядка и разрушенія. Можно подумать, что вся эта орда каменныхъ гигантовъ, выбжала нкогда изъ готическаго замка, съ тмъ, чтобъ обрушиться войной на замокъ романскій, а исполинскія пушки съ террасъ послдняго, разсяли дикую толпу и лучшихъ изъ нея уложили спать мертвымъ сномъ по ту сторону Арагвы. Надъ этою сумятицей скалъ, царствуетъ гора съ вершиной въ вид трехъ звриныхъ клыковъ, похожая на ослиную челюсть, заброшенную въ поднебесную высь Самсономъ посл боя съ филистимлянами.

Здсь-то, въ этой полусказочной обстановк, и пришлось мн познакомиться впервые съ однимъ изъ самыхъ красивыхъ призраковъ грузинскаго эпоса, съ какими только приходилось мн встрчаться. Не знаю, распространенное ли это преданіе или нтъ; быть можетъ, оно даже не больше, какъ импровизація разсказчика: поэтическій талантъ удленъ небомъ жителямъ Грузіи въ рдкостномъ изобиліи, нигд не услышишь меньше преднамренной лжи и больше безобидныхъ фантазій. Но это не важно: импровизація человка изъ народа — тоже народное произведеніе; каждую сказку кто-нибудь сложилъ первый, каждую псню кто-нибудь первый проплъ.