Прелестное ее личико было так красноречиво, что доктор более не колебался, а обхватил ее талию, и они смешались с другими танцующими. Танцевал он хорошо, и красивая пара скоро привлекла внимание общества. Баронесса тотчас увидела их и побледнела, что было заметно даже под штукатуркой, но, быстро овладев собою, она первая стала восхищаться — хлопала в ладони и кричала так, что слышала вся зала:
— Браво, браво! Смотрите на нашего строгого профессора: он помолодел на двадцать лет и легок, как корнет!
Дамы аплодировали и окружили Заторского, так что ему пришлось танцевать со всеми. Наконец он остановился, вытер мокрый лоб и объявил смеясь:
— Баста, на сегодня довольно!
В девять часов ужинали, и доктор ухитрился сесть возле Мэри. Он был весел, разговорчив и воодушевлен, как никогда, а баронесса хотя и притворялась веселой, на самом деле была нервна и раздражительна. В десять часов гости разъехались — и Заторский с ними, так как хотел попасть на ночной поезд, отходивший в Петербург. Прощаясь, он весело предупредил, что на следующей неделе приедет уже в отпуск:
— В течение шести недель не хочу видеть ни одного больного, — прибавил он, рассмешив всех присутствующих.
Когда через неделю доктор приехал в замок, гувернантка с обвязанной головой объявила хриплым голосом, что баронессы два дня нет дома, а приедет она с последним поездом.
— Что с вами? Почему у вас завязана голова? — спросил доктор.
— О, у меня ужасно болят зубы и стреляет в левое ухо, — жалобным голосом ответила гувернантка. — Это еще пустяки, а вот Лиза и Борис ужасно кашляют, да и мадемуазель Мария нездорова: у нее лихорадка и болит голова. Я поила ее лимонадом с ромом, но это не помогло.
— Да это целый госпиталь! Где же это вы все простудились?
— Накануне отъезда мадам. Она повела всех гулять на берег моря, а было холодно, и нас застал сильный дождь. Вернулись мы промокшие до костей и промерзли, потому что ветер с моря был ледяной. В первый день ничего не было, а вечером мы все заболели.
— А что, Мария Михайловна уже легла? — спросил доктор, качая головой.
— Нет еще, но она в своей комнате. Ей хотелось немного уснуть из-за страшной головной боли.
— Пошлите, пожалуйста, предупредить ее, что я зайду посмотреть, что с нею, а пока пройду к Лизе и Борису.
Известие о приходе Вадима Викторовича очень смутило Мэри, хотя ей действительно было нехорошо: голова горела, как в огне, а по всему телу пробегала ледяная дрожь. Поэтому она уже переоделась, накинув пеньюар из розовой фланели на шелковой подкладке и с большим кружевным воротником.
При появлении доктора она встала и, краснея, протянула ему свою горевшую руку.
Вадим Викторович покачал головой, пощупал пульс, а потом попросил разрешения выслушать ее. Щечки Мэри ярко зарделись, и она робко пыталась отказаться, однако доктор, с привычной ему мягкой, но строгой настойчивостью по отношению к больным, заметил шутливо:
— Не стесняйтесь, Мария Михайловна, ведь я — старый доктор.
Мэри покорно расстегнула капот, но, когда Заторский прикоснулся ухом к ее груди, сердце ее усиленно забилось.
— Часто у вас бывает такое сердцебиение? — спросил он, поднимая голову и испытующе глядя в смущенные глазки больной.
Мэри ничего не ответила, так как горло ее сжимало чувство стыда, страха и смущения. Ей было крайне неловко: а вдруг он догадался, что волнение ее вызвано его присутствием? Под его глубоким, испытующим взглядом, который, казалось, читал ее сокровенные мысли, она вдруг перестала владеть собою и расплакалась. С загадочным выражением всматривался Вадим Викторович в ее прелестное, залитое слезами личико, а потом взял лежащий на стуле оренбургский платок, укрыл им Мэри и встал.
— Надо сходить за градусником и смерить температуру, а потом я дам вам успокоительных капель из своей дорожной аптечки. А пока вы успокойтесь.
Но едва он вышел из комнаты, как Мэри бросилась на диван, спрятала лицо в подушки и начала рыдать.
— Боже мой, боже мой! Он заподозрит, что его присутствие так взволновало меня: он слышал, как билось мое сердце. Что подумает он обо мне, когда любит баронессу? О!.. Зачем я приехала сюда!..
А слезы все лились и лились.
Через четверть часа вернулся Вадим Викторович с градусником, каплями, облатками и не заметил, по-видимому, красных глаз Мэри, но, когда градусник показал почти сорок градусов, он приказал немедленно лечь и прибавил:
— У вас серьезная инфлюэнца, и вам придется пролежать несколько дней в постели.
— Ах! Я не думала, что так простудилась лишь оттого, что слегка промокла, — грустно проговорила Мэри.
— Будем надеяться, что все скоро пройдет. Постарайтесь уснуть, а в двенадцать часов я зайду опять. До свидания.
Доктор еще был занят Лизой и Борисом, у которых была лихорадка с кашлем, когда приехала баронесса, причем в весьма жалком виде: она хромала, а щека ее так распухла, что все лицо перекосило. Увидя ее, Заторский громко расхохотался:
— Как, баронесса, и вы тоже расплачиваетесь за свою чудную прогулку? Во всяком случае вижу, что мне хватит работы на время моего отпуска.