В царствование императора Николая Павловича Том 4

– Да, но как отнесутся власти Мексики к тому, что мы не спрося у них на то дозволения, занимаем их земли? – поинтересовался Николай. – Не вызовет ли это войну? А ведь у нас там нет ни одного солдата – как я слышал, крепость Росс и прилегающие к ней территории охраняют вооруженные колонисты.

– Я думаю, что войны не будет, – улыбнулся Шумилин. – Во-первых, Калифорния для властей Мексики – это что-то вроде нашей Сибири. Глухомань безлюдная, от которой лишь одна головная боль. К тому же и воевать там просто некому. Местные вооруженные силы – это пара сотен ветеранов, которые уже позабыли, когда им жалованье платили. А если предложить мексиканским властям хорошее отступное за то, что они официально передадут нам часть Верхней Калифорнии, то до войны тогда точно дело не дойдет.

– А как вы собираетесь переправить туда поселенцев? – спросил император. – Если морем, то это займет много времени, да и народ поплывет больше сухопутный, не привыкший к дальним морским походам. Бог знает – сколько людей помрет от болезней. А если отправить их посуху, через всю Сибирь, то это будет еще хуже. Ведь их в пути надо кормить, надо обеспечить их ночлегом, с собой они должны везти все, что им нужно будет на первое время. Нет, Александр Павлович, это будет почище хождения Моисея по пустыне Синайской. Я на такое согласиться не могу.

– Ваше величество, – улыбнулся Шумилин, – вы правы, и путешествие по морю и посуху весьма опасно и трудно для людей. Но ведь можно отправить поселенцев в Калифорнию через портал. Естественно, небольшими партиями, раз в сутки человек по пятьдесят, но ведь нам спешить некуда. За месяц это будет уже тысячи полторы. Немного? Ну, это как считать. По тем понятиям – очень даже много.

– Значит, Александр Павлович, вы предлагаете отправить их в будущее, а потом как?

– А потом на военно-транспортном самолете доставить на Камчатку, а оттуда через портал в Калифорнию. И займет это путешествие пару дней, а не месяцы или годы. Таким же образом мы сможем доставить для них продовольствие на первое время, инструменты, оружие, словом все, что будет нужно для обустройства. Дадим семян для посева, и плуги для вспашки. А потом, как люди немного пооботрутся дойдет дело и до тракторов, а также магазинных винтовок для самообороны. Словом, не обидим своих предков.

Один русский с винтовкой «Мосина» стоит сотни мексиканских солдат, если не больше. Как-никак поселенцы будут защищать уже свое, а в этом случае к нашему мужику лучше не подходить. Зашибет, как французов в Отечественную войну 1812 года. А если что и наши люди тоже помогут, так что за безопасность нашей колонии в Калифорнии можете не беспокоиться, тем более, что там не будет и врагов, способных им серьезно угрожать.

– Это совсем другое дело, – обрадовался император. – Давайте, подготовьте для меня записку о заселении Калифорнии. Я же напишу Указ, и начнем заселять новые земли России…

*

«Главное здоровьице, что ни говори…»

В Петербурге после Покрова* выпал снег, который, правда, вскоре растаял. Началась гнилая питерская осень, которая навевает тоску и уныние даже на привыкших к климату Северной Пальмиры жителей города на Неве.

Примечание авторов: *Покров Пресвятой Богородицы – церковный праздник, отмечаемый 1 октября по старому стилю.

Вот, как писал о погоде в Санкт-Петербурге поэт Николай Некрасов:

Начинается день безобразный –

Мутный, ветреный, тёмный и грязный.

Ах, ещё бы на мир нам с улыбкой смотреть!

Мы глядим на него через тусклую сеть,

Что как слёзы струится по окнам домов

От туманов сырых, от дождей и снегов!

Злость берёт, сокрушает хандра,

Так и просятся слезы из глаз...

Алексея Кузнецова, который уже окончательно перебрался в прошлое, погода интересовала с чисто практической точки зрения. Он хорошо знал, что осень – самая простудная пора в Питере. Грипп, именуемый в XIX веке инфлюэнцей, ОРЗ и прочие нехорошие заболевания особо досаждают в это время местным жителям, причем болеют ими одинаково часто, как обитатели петербургских трущоб, так и те, кто живет в роскошных особняках и даже дворцах.

Медик из XXI века уже стал личным эскулапом царя и всего его августейшего семейства. Для этого пришлось вежливо выпроводить из Зимнего дворца старого лейб-медика Мартына Мандта. Сделать это было не так уж просто – этот надменный пруссак пользовался большим влиянием на членов императорской фамилии. Николаю пришлось выдержать отчаянный натиск своих родственников, которые наперебой помчались к самодержцу, стараясь убедить того, что он совершает огромную ошибку, удаляя из Зимнего дворца такого «чудо-доктора».

Но спорить с Николаем, если тот был убежден в правильности своего решения, было абсолютно бесполезно. И Мартин Вильгельм фон Мандт, успевший сколотить в России немалый капитал, вскоре уехал из России в родной Вейенбург.