В царствование императора Николая Павловича. Том второй

— Да, я часто вспоминаю Книгу Экклезиаста, задумчиво промолвил британец. — Но, скажите вы мне, господин из будущего — зачем вы пришли в наш мир? Ведь вы вмешиваетесь в Божье предначертание. Неужели вы чувствуете себя превыше Бога?

Шумилин улыбнулся. — Мистер Скотт, — ответил он, а вы не допускаете, что наше появление в этом мире не могло не произойти без Промысла Господнего?

— Значит, так тому и быть, — печально сказал британец.

Бывший опер не занимался одними душеспасительными беседами с английским разведчиком. Вечерами он рылся в памяти своего ноутбука, перечитывал записанные на диск книги по истории российско — британских отношений, и делал выписки. Потом он, словно полководец над картой, склонялся над расчерченной на большом листе ватмана схемой, испещренной именами фамилиями и датами. Соединяя их стрелочками, он пытался понять — что связывает ту или иную историческую личность друг с другом, и каковы их взаимоотношения. Постепенно вырисовывалась гигантская паутина, опутавшая Российскую империю.

— Бедный, бедный Николай Павлович, — думал Шумилин, начиная понимать и оценивать масштабы творимого в стране беспредела. — Тут и врагов не надо, свои же доведут до цугундера.

Может быть, это мы зря взяли так сразу в карьер? Врагов у императора — ну и у нас, естественно — появилось столько, что теперь надо глядеть в оба — как бы не произошло что‑то типа того, что случилось с батюшкой Николая Павловича в одну холодную мартовскую ночь 1801 года. Тем более, что и противник все тот — британцы, мать их…

Шумилин вздохнул. Но, с другой стороны, как в народе говорится — взялся за гуж, не говори, что не дюж. Придется доводить дело до конца. А для этого нужно будет найти среди людей XIX века надежных помощников.

Взять, к примеру, того же ротмистра Соколова. Ясная голова, светлый ум, храбр, физически неплохо подготовлен. Или, того же казачка, Никифора Волкова — сообразителен, храбр, умеет вести себя в экстремальных ситуациях.

— Плохо то, — подумал Шумилин, — что те, кто может принимать важные решения — царь, Бенкендорф, цесаревич — люди с рыцарскими понятиями о чести. А вот их противники как раз подобными достоинствами не обладают. Посему состязаться с ними — дело заведомо проигрышное.

Надо вспомнить о так часто припоминаемом нам "византийском коварстве", о том, что "с волками жить — по — волчьи выть". И на удар отвечать ударом. Только вот, не согласятся с моими рассуждениями наши предки. Как же быть…

Шумилин вздохнул. Верный Сникерс, дремавший на коврике у стены, услышав этот вздох, встрепенулся, и, открыв глаза, понимающе посмотрел на бывшего опера.

Александру свернул в трубку ватман со своей каббалистической схемой, и достав из письменно стола рабочую тетрадь, стал по старой памяти накидывать план действий. Работы впереди было непочатый край.

"Кадры решают все!"

Из усадьбы Сергеева Шумилин снова отправился в Петербург. Он решил попросить у императора аудиенцию, чтобы обсудить с ним насущные вопросы. И самый главный из них на Руси: "Что делать?". Насчет того: "Кто виноват?" он уже не раз говорил Николаю. Но тот, в душе соглашаясь со своим советником из будущего, колебался, опасаясь принимать кардинальные решения. Император считал, что основа его царствования — консерватизм, и все попытки что‑либо решительно изменить, откладываются "до лучших времен".

К тому же, Шумилин знал — как тяжело Николай воспринимает чужое мнение. Император считал, что его мнение — единственно верное, и все должны, или принять его как руководство к действию, или катиться ко всем чертям.

Конечно, после посещения будущего, и знакомства с историей его царствования и последующих событий, самомнение Николая было поколеблено. Он прислушивался к тому, что говорили ему его новые знакомые, и многое из того, что считалось им незыблемо, теперь таковым ему уже не казалось. Но, все же, для человека, привыкшего повелевать, было очень трудно избавиться от своих привычек.

Шумилин долго размышлял и взвешивал все то, что ему было известно о царствовании Николая Павловича, и о нем самом. Можно было, конечно, махнуть на все рукой, и вовсю пользоваться царским гостеприимством, время от времени консультируя царя и подсказывая ему верные решения. В конце концов, если Николай за время своего правления не повторит те роковые ошибки, которые были сделаны им в их истории, то и это можно считать неплохим результатом.

Но Шумилин решил, что этого мало. Крайне необходимо было разрешить несколько самых неотложных вопросов, и в числе них — кадровый. Ведь через сто лет после Николая один из самых успешных правителей России заявил: "Кадры решают все!". И он был прав.