В царствование императора Николая Павловича

– Виктор Иванович, – сказал немного погодя Соколов, – я не знаю всех подробностей вашего пребывания в Санкт-Петербурге, но по поводу вас к нам в Третье отделение пришло уже несколько доносов. Вообще-то их нам присылают каждую неделю столько, что мы и прочитать все не успеваем. В основном там пишут такие глупые вещи, что ходу им у нас не дают. Вы знаете, Виктор Иванович, во дворе нашего дома на Фонтанке каждую субботу служащие устраивают «всесожжение» – разводят костер и охапками бросают туда подобные доносы.

Так вот, про вас и ваших спутников, Виктор Иванович, в доносах, написанных дворником дома, в котором живет князь Одоевский, и приказчиком магазина, в который вы как-то раз заходили, чтобы купить слесарные инструменты, написано, что вы люди странного поведения, говорите странные слова, и у вас есть какие-то странные вещи, ранее нигде и никогда не виданные.

То, что вы не совсем обычные люди, Виктор Иванович, я и сам вижу. Но насчет того, что вы опасны для Российской империи – в этом у меня есть большие сомнения. Не стал бы граф Бенкендорф, верный слуга самодержца нашего, отдавать приказ оберегать вас. А доносы к обер-полицмейстеру, видимо, дошли до того, кому были адресованы. И тот решил поближе с вами познакомиться.

Сергеев задумался. Похоже, что события начинают выходить из-под контроля. И граф Бенкендорф здесь может не помочь. Придется, по всей видимости, подтягивать тяжелую артиллерию.

– Скажите, Дмитрий Григорьевич, – спросил Виктор, – а если бумагу, подобную той, которую выдал вам Александр Христофорович, вам выдаст сам государь-император? Тогда у обер-полицмейстера и графа Строганова пропадет к нам интерес?

Ротмистр удивленно посмотрел на Сергеева, а потом воскликнул:

– Виктор Иванович, вы, наверное, шутите?! Государь-император сам напишет подобный документ? Возможно ли такое!

– Вполне возможно, – невозмутимо ответил Сергеев, – но я бы не хотел, чтобы дело дошло до этого. Впрочем…

– Ради бога! – изумленно воскликнул Соколов. – Скажите мне, наконец, кто же вы такие, если за вас готов ходатайствовать сам император?!

Виктор тяжело вздохнул.

– Хорошо, я расскажу вам это, но только хотелось бы, чтобы вы мне дали честное слово офицера в том, что ни одна живая душа не услышит от вас то, что я вам сейчас расскажу…

Вот вам моя рука!

С Исаакиевской площади Александр и царь отправились в Петропавловскую крепость. Перешли Неву по Николаевскому мосту, по Университетской набережной дошли до Стрелки Васильевского острова, а потом через Биржевой мост перешли Малую Неву. И вот, наконец, она, государева твердыня, она же государева тюрьма и государева усыпальница.

Николай был очень удивлен тому, что доступ в Петропавловскую крепость теперь свободный.

– Александр Павлович, а ведь это непорядок, – сказал он, кивая на настежь распахнутые ворота крепости. – Так ведь сюда любой злодей проникнуть сможет. Нет, так нельзя, – и император осуждающе покачал головой.

– Николай Павлович, – ответил Шумилин, – так зачем же закрывать крепость-то. Она теперь музей. Пусть люди смотрят и мотают на ус, узнают от экскурсоводов – что было здесь столетия назад.

– Это, наверное, интересно, – сказал царь, – а нельзя ли и мне с этими экскурсоводами пройтись по крепости и послушать, что они будут рассказывать о моем правлении?

– Это нетрудно сделать, – ответил Александр, – только, Николай Павлович, я вас очень прошу, не комментируйте слова экскурсовода и не вступайте с ним в полемику. Нам ни к чему привлекать лишнее внимание.

– Хорошо, – немного подумав, сказал Николай, – я согласен. И обещаю вам, что не буду нарушать установленные здесь порядки.

Купив билет в кассе, они присоединились к очередной экскурсии. Молоденькая девица-гид достаточно грамотно рассказывала об истории крепости, о том, когда и что в ней находилось, и какие исторические события происходили в ее стенах. Николай слушал внимательно, лишь иногда недовольно морщась, когда девицу, что называется, заносило и она начинала клеймить «проклятое самодержавие».

Лишь у шемякинского пугала, выставленного на всеобщее позорище у дома коменданта крепости, его нервы не выдержали.

– Как этот мерзкий скульптор посмел изобразить государя Петра Великого в виде какого-то монстра! – воскликнул он.

Но этим восклицанием Николай не привлек к себе особого внимания, так как мнение прочих экскурсантов по поводу «шедевра» Шемякина вообще было нецензурным.

В тюрьме Трубецкого бастиона Николай внимательно слушал рассказ экскурсовода. Дело в том, что в реальной истории тюрьма эта была построена уже после его смерти, и ему информация о режиме содержания арестантов и о тех, кто здесь сидел, была так же интересна, как и другим посетителям.

А вот в Петропавловском соборе Александру показалось, что царь упадет в обморок. И он того прекрасно понимал. Действительно, не у каждого выдержат нервы, когда ему продемонстрируют его собственную могилу, а также места погребения детей, братьев и сестер, племянников и прочих близких родственников.

Шумилин предусмотрительно подхватил под локоть Николая и шепнул ему на ухо: