В центре Вселенной

Впрочем, я абсолютно уверен, что Кэт чихать хотела на то, что сказали бы ей на это родители, – а может, даже обрадовалась бы разразившемуся скандалу. Тогда, десять лет назад, встретившись в оториноларингологическом отделении, мы выяснили, что оба живем в одном и том же городке. За этим удивительным открытием незамедлительно последовала священная клятва вечной дружбы, до сих пор остававшаяся больным местом Катиных родителей. Я был сыном этой женщины – пресловутый образ жизни Глэсс уже тогда был предметом для обсуждения, – так что Кэт строго-настрого запретили со мной общаться. Ее отец был директором городской гимназии; благодаря его стараниям мы еще в начальной школе попали в разные классы. Когда мы немного подросли, он прилагал все усилия, чтобы его дочь не приближалась ко мне и на пушечный выстрел. Я часто задумывался над тем, действительно ли он был настолько глуп, чтобы не замечать, что чем яростнее он стремился возвести между нами неодолимую преграду, тем больше крепла наша дружба.

Уже тогда Кэт, по одной ей ведомой причине, возжелала покорить мое сердце, и эта мысль никогда не покидала ее. Она взрослела, и с течением времени ее родители все больше и больше сдавали позиции в этой борьбе. С невиданным упорством, смелостью и хладнокровием, которые мне в ней столь нравятся, она нарушает любые запреты и условия, не знает никаких предубеждений, как будто в момент рождения фея склонилась у нее над ухом и прошептала, что в мире для Кэт нет ни одной тайны, – и вправду, я видел ее удивленной, но по-настоящему шокировать ее чем-либо попросту невозможно. В глубине души она осталась все тем же босоногим «ушастиком», который, не говоря ни слова, отдал маленькому перепуганному мальчику свою ночнушку. То, что уже тогда Кэт ни в коей мере не была альтруисткой, – совсем другая история. Ведь друг – это тот, кто знает, каков ты на самом деле, но все равно продолжает с тобой дружить, верно?

Я более замкнутый, чем Кэт – мне никогда не хватало смелости быть настолько открытым. Есть вещи, о которых я ей не рассказываю, не из-за недоверия – вряд ли кому-либо я доверяю больше, чем ей, – скорее из-за того, что есть вещи, которые я пока не смог до конца осмыслить и принять. Как, например, мое отношение к Номеру Три.

– Может, еще ванильного? – ее голос выводит меня из раздумий. – Фил?

– А? Ой, я не знаю…

– Ваниль успокаивает душу.

– Это кто сказал?

– Это я сказала.

– У меня из ушей полезет.

– Заставь себя. За мой счет.

Она ухмыляется и подзывает официанта. За время разговоров в каждого из нас влезло по четыре порции мороженого. Кэт рассказывает обо всех тех ужасных деталях, из которых складывались ее неудавшиеся каникулы. Мы смеемся и строим предположения, каким обернется грядущий учебный год – а может быть, и вся предстоящая жизнь. В такой жаркий день, проведенный под ослепительно голубым небом, пахнущий летом, мороженым и предчувствием будущего, когда сердце без видимых причин начинает биться быстрее, хочется поклясться, что дружба не кончается никогда.

Широта взглядов

Вернувшись домой и закрыв за собой дверь, я слышу из кухни шум приглушенных голосов, перемежающихся нервным смехом. Ну что же, не попить мне молока. В Визибле, как легко можно предположить, гости.

– НЛО.

Я делаю шаг в сторону и едва не падаю. Прямо передо мной словно из-под земли вырастает худощавая фигура, уставившись на меня безжизненным взглядом.

– Диана! Когда-нибудь ты меня до смерти напугаешь!

По ней не скажешь, что моя скоропостижная смерть ее бы потрясла. Если мне не изменяет память, Диана всегда стремилась к тому, чтобы по ее виду вообще ничего нельзя было сказать. Гладкие темные волосы небрежно заправлены за уши. Несмотря на жару, ее бледное тело всегда укутано в чрезмерно большой черный свитер с высоким воротом и юбку землистого цвета до пят.

– Зачем ты опять подслушиваешь? – шепотом спрашиваю я. – Ты же знаешь, что Глэсс этого не любит.

Диана неохотно пожимает плечами. Уже не раз я задавался вопросом, что дает ее подслушивание разговоров многочисленных посетительниц Глэсс. В детстве мы делали это из чистого любопытства, но я вскоре забросил это занятие – с одной стороны, потому что никогда до конца не понимал, о чем вообще они говорят, а с другой – потому что их всхлипы, стоны, гневные возгласы и возмущенный шепот в какой-то момент стали неотличимы друг от друга. Но, возможно, именно это и заставляет Диану продолжать караулить у двери: чужие чувства помогают ей поддерживать связь с внешним миром.

– Смотри не попадись, – советую я ей.

Она неопределенно машет рукой, даже не глядя на меня.

– Я пока еще в своем уме.

– Я просто предупредил.