В цифру и обратно

«Ядрёное словцо» – это сильное, мощное и даже жаргонное иногда выражение. Бабуля их очень любила. Они с дедом сплошной мезальянс составляли – такие были разные. Он – ласковый и обходительный, она – дерзкая и порывистая, временами блистала крестьянским диалектом – острым, как шашка наголо.

А что такое «обивки в попу складывать» – это я не знаю, это я у бабули, в своё время, спрашивать постеснялся.

Ой, «мезальянс» надо бы объяснить… Не, не буду – сами погуглите, не такое уж это устаревшее слово, так что – сами-сами!

Я, как всегда, отвлёкся, а родители-предки всё думают и думают обо мне. В большей степени, вслух. И тут про сестру вспомнили!

Детям в саду можно только до девятнадцати ноль-ноль оставаться, но всех обычно забирают раньше. Одна Юлька сидит до последнего. Её уже заботливые воспитатели, и оденут, и в коридор выставят, она уже и вспотеть успеет и поскучать – а куда денешься?!

Родители сначала меня к этому делу подкрепить хотели – воспитательный момент, как бы, ответственность за младшего, чтобы я сестру из сада забирал после школы. Но это не прокатило – воспиталки сказали, что «кому нет восемнадцати, детей отдавать нельзя – у них теперь строгие предписания». Мама хотела договориться «полюбовно», и ей это почти удалось – у нее пол педагогического состава в нашем районе в подругах и знакомых, но тут зароптал я – сказал, что не хочу нарушать «законные предписания»! Мама не нашлась, что ответить. С тех пор у меня появилось много вечернего времени для игр, пока вся семья на работах и в садах. Вернее, игры у меня были ровно до сегодняшнего дня.

В этот вечер про Юльку почти забыли. Я сидел, слушал-слушал, потом вежливо так намекаю:

– А во сколько сад закрывается? – будто не знаю.

Мама всколыхнулась и попыталась встать с табурета – её туда заботливый папа с пола пересадил. До чего впечатлительные эти педагоги – до сих пор от повестки отойти не может. Стыд сильнее материнского инстинкта. Про плохие поступки сына впечатлилась, а про собственную дочь забыла. Дед и тут выручил:

– Слав, ты из нас самый шустрый – давай: одна нога здесь, другая – там, и возвращайся скоренько.

– Так мне же не отдадут, – напоминал я правило.

– Славик, дорогой, – мама посмотрела на часы, – Уже без десяти, им некуда деваться. Отдадут, как миленькие. Ты там объясни как-нибудь, пожалуйста.

Я понял: взрослым закон не писан. Или, как любит повторять наша математичка: «Исключение подтверждает правило». Сегодня у нас исключение. И я отправляюсь в прихожую одеваться.

Как у родителей всё изменчиво – продолжаю размышлять: то улицей накажут, то на улицу отправят. Я не говорил? Они же меня одно время гулять не пускали. «Конфликтный», – заявляли, – «Ты мальчик». Вот в те дни я, как раз, и пристрастился к играм, пока дома сидел.

– Славушка, ты бы поспешил, – подаёт мама из кухни слабый голос.

– Может, к чаю чего-нибудь купить, – спрашиваю. Про днюху, кажется, все забыли. Мама сама тортов не печёт, и купить – никто не купил.

Не будем же мы на праздник дедов букет жевать! А, кроме него, ничего на столе и нету.

– Слава, бегом, – встревает папа, – Не до чая сейчас. А сам уже три чашки навернул вместе с дедом. С вытрешками.

«Вытрешки» – это дедова шутка, это значит «ничего», «пустое место», «дырка от бублика». Невкусно, в общем. А звучит интригующе, да?

И я хлопаю дверью. Сестру, конечно, жалко – жалко, что она там сейчас одна, никому не нужная, даже воспиталке, которая, наверняка, уже извелась – домой хочет, поужинать, отдохнуть. Но спешить я, всё равно не собираюсь, – это не мой косяк: дети забытые. Я бреду и размышляю: что же предки придумают в качестве воспитательного приёма?

До сада две минуты, только вот калитки по периметру уже перекрыты. Суюсь в одну, другую. Сторож заботливо оградился от посетителей – даром, что на втором этаже окна в группе светятся. Сигаю через забор, пока никто не видит. Основной вход в здание тоже закрыт. Тьфу ты! Обхожу с другой стороны. Еще две минуты. Вбегаю на второй этаж – еще две. Девятнадцать ноль-ноль. Юлькина воспитательница от негодования аж красная, встречает меня в раздевалке.

Объясню про «сигать». «Сиг» – это рыбка такая. А еще это древняя единица времени 1/300 миллионной доли секунды. Я не знаю, есть ли связь между рыбой и секундами, но «сигануть» – это прыгнуть или убежать, причём быстро.

– Мы уже четыре раза на улицу выходили и возвращались, – намекает воспиталка на извинения.

Так что, мой «сиг» мне, можно сказать, помог – они выходили на улицу не семь, а только пять раз.

– Юлька, пошли, – беру сестру за руку, никак не реагируя на намёк про опоздание.

«Без комментариев! Извиняются пусть родители», – размышляю я про себя.– «Это не в моей компетенции».

Мы топаем вниз по ступенькам. Я оборачиваюсь, подозревая, что воспиталка смотрит с укоризной. А она и думать забыла – усвистала уже по своим делам куда-то. У всех свои дела, у всех своя жизнь – никому нет до тебя дела. И хорошо. И правильно, – думаю я, и сжимаю Юлькину ладошку.

До Юльки у меня никакого дела. Но мама уверяет – это ненадолго.