В тугом узле

Тут они затолкали меня вместе со стариком Таймелом в туалет. Дядюшка Яни сразу же начал раздеваться. А Миша с Лазаром караулили, чтобы никто не помешал. Вскоре дядюшка Яни вышел из туалета в моем пижамном костюме и халате и спустился в сад, изображая прогуливающегося больного. Таким образом, наличие больных не пострадало. За ним вышел и я, уже в гражданской одежде. По фигуре мы с ним более или менее схожи. Правда, я все же старался быть осторожнее в движениях, чтобы пальто Таймела не лопнуло у меня на спине или в плечах, а еще меня смущало, что брюки висли на заду, как пустой пузырь. Впрочем, я выглядел, как приехавший из глухой провинции вполне невинный посетитель. Тут меня подцепили Рагашич и Фако и буквально поволокли к выходу, на свободу. Теперь уже и меня охватило манящее желание побега.

Орши была еще больше взволнована. Она стояла на тротуаре, напротив больничных ворот. По ней сразу было видно, что она участвует в захватывающей конспиративной операции.

Однако, когда я перешел дорогу, меня встретила уже совсем другая Орши. Пугливая птичка-невеличка в мгновение ока исчезла и превратилась в проворную бойкую молодку, которую и погладить-то наслаждение, но которая — ой-ой! — и поцарапать и укусить может своими острыми зубками.

— Что у тебя за друзья?! — накинулась она на меня, хотя прекрасно знала их. В ее словах заключался упрек: мол, и ты точно такой же, когда ускользаешь из-под моего контроля. Такой же, мол, вполне современный, хорошо причесанный, внешне порядочный гражданин, а на деле — шумный озорник и пройдоха, готовый приударить за каждой покачивающей бедрами девицей, побалагурить с ней, лишенный всякого стеснения парень из седьмого района, как Миша Рагашич. А Миша только ухмылялся:

— Ну, что, я же говорил! Или что-то не так? А теперь, дружище, ура, вперед! Почувствуй себя в раю хоть в эти мгновения. И никаких возражений — я сейчас здесь начальство.

И тут же они меня снова подхватили и потащили за собой.

— Направление — корчма «Подсолнух»! Столик заказан, вы — мои гости.

— Ты что, Мишка, выиграл в лотерею?

— Скинулись, голубчик! Бригада малость скинулась. Знаешь, как раз позавчера мне стукнуло в голову, что мой дорогой добрый приятель куда-то канул. Что с ним? Я сказал ребятам, надо бы изобрести нашему бедняге Богару какое-нибудь лечение, которое бы его утешило. По две-три десятки кинули. С первого же слова. И, что ты скажешь, я обложил данью и ребят из бригады Лаци Николы.

— Я надеюсь, вы уже больше не конфликтуете?

— Нет, почему?! Но это не должно было помешать им тоже сброситься. Разве я не прав?

— Наверно, ребята неплохо порылись в карманах, если ты так весело взираешь на мир.

— Ах, приятель, совсем не угадал. Эта старая кляча Лазар, он раскошелился, чтобы как-то убить время. Ему отвалили сегодня утром триста форинтов. Так что сейчас он фон-барон!

— Точно! Получили небольшое соцпособие. Это не шутка.

— Ты с ума сошел, Лазар! Ведь ты же не для этого его просил.

— Конечно, не для этого! И все же мы найдем этим деньгам лучшее применение, чем моя старая карга. Не так ли? Ведь половину она отдала бы попам, а половину отнесла бы в аптеку. Чтобы ей наварили всякие травяные настои, черт побери!

Лазар, как всегда, зло говорил о своей жене. Может быть, старик просто стеснялся, что любит ее.

В «Подсолнухе» Рагашич заказал большое блюдо сандвичей и печенье, чтобы я как следует угостился.

Мне так много хотелось сказать Орши, о стольком расспросить ее, но заготовленные утром слова куда-то испарились, и я неожиданно завел разговор совсем о другом.

— Мне приснился сон, моя радость. Иду я по какой-то красивой лестнице, по коридору. Потом позвонил, и ты открыла дверь. Сказала мне: «Тс-сс! Не шуми, дети уже спят». Мы на цыпочках прошли в заднюю комнату, стали есть виноград и смотреть телевизор. И никто нам не стучал в стенку, что мы, мол, зря переводим электричество, что, мол, вечером вообще должна быть тишина в квартире и что-де надо бы присмотреть за детьми, а то — не дай бог — заревут…

Орши это не понравилось:

— Мне противны твои сны!

Я ведь говорил, что этот зверек умеет зубки показывать.

Но тут вмешался Рагашич:

— Воркуй, дружище, со своей милой, но знай, что у вас осталось десять минут.

— Как десять?! Ведь посещения в больнице до семи.

— Десять минут, коли я сказал.

Я разозлился:

— Не вернусь я сейчас!

— А кто тебе говорит, чтобы ты сейчас возвращался? Через десять минут придет товарищ Чонка, из лаборатории, знаешь, и отдаст ключ.

— Меня это не интересует! И никто не интересует.

— Плохо у тебя вертятся шарики, приятель. «Хата», дорогуша, «хата»! Все организовано так, что будь здоров!

— Плевал я на чью-то «хату»!

— Слушай, приятель: Чонка с женой живут совсем рядом. Пять минут медленным шагом. Детей у них нет. Я дал ему сотню, и они сейчас отправляются погулять, зайдут куда-нибудь поужинать. А «хата» — в вашем распоряжении.

— Ну что, сынок, ты пока еще не совсем сник? — подмигнул мне Лазар Фако, и хитрая усмешка заиграла на его морщинистом лице.

— Праведный боже, то-то можно лихо сбить масло!

Рагашич пнул под столом коленку старика: