В тупике

— Ишь ты! Расхвастался, как отец. Главное, что у нашей Чимназ сейчас пятерка. — Фарида непрерывно обмахивалась газетой. — Слушай, Чимназ, а многие срезались на письменном? — За последние дни, после того, как в институте вывесили списки, Фарида спросила об этом уже раз, наверное, десять.

И каждый раз Чимназ гордо отвечала:

— Очень многие.

— Ну, а многие получили пятерки на последнем экзамене?

— Ну что ты, мама! Они сегодня чуть не всем тройки ставили, и двоек было несколько — так страшно! Передо мной всего две пятерки поставили…

— Хорошо бы, если бы побольше срезалось! Нет, я просто удивляюсь: все лезут туда, на иностранный. Да разве может там учиться столько народа?! А уж перед институтом толпа — как на стадионе каком — и дети, и взрослые… Пойду, позвоню Гемер-ханум, надо же ее поблагодарить, верно? А заодно скажу, чтобы и о последнем экзамене побеспокоились. На последнем нам тоже пятерка нужна, обязательно. Потому что на конкурс нам рассчитывать нечего — у кого-нибудь будет баллов столько же, да плюс еще производственный стаж — вот он и пройдет. Сейчас стали такое внимание на этот стаж обращать! У кого два года — вот они и пройдут, а наша девочка со своим годом в стороне останется. Так что нам обязательно еще одна пятерка нужна!

— Мама, да у меня и так две пятерки и две четверки! Ну и ничего страшного, если я даже четверку на последнем экзамене получу…

— А ты замолчи и не вмешивайся, раз ничего не понимаешь. Береженого бог бережет, поняла? Вот заставят приемную комиссию нужным людям пятерки ставить — и останешься ни с чем. Нет уж, пусть Муршудовы сразу похлопочут, чтобы и ты пятерку получила.

Фарида с трудом поднялась со стула. «Бедные мои, усталые ноженьки», — вздохнула она, пристраиваясь у телефона.

Чимназ прижалась к отцу и лукаво улыбнулась:

— А что ты мне подаришь, когда я принесу студенческий билет?

Кафар обнял ее.

— А что ты хочешь?

— Лайковый плащ.

Кафар от неожиданности чуть не выронил свой костыль.

«Откуда у твоего отца столько денег, — едва не сказала вслух Фарида, — попроси лучше у меня». Но успела подумать также и о том, что надо будет еще как-то объяснять Кафару, откуда у нее столько денег. Душу ведь вымотает со своей честностью.

«Опять этот лайковый плащ! — раздраженно думал Кафар, ходя из угла в угол в своей комнате. — Черт бы побрал и его, и того, кто пустил в моду эту самую лайку!» Он с такой яростью вколачивал костыли в пол, что казалось, они продавят его насквозь.

Память живо напомнила историю, происшедшую в прошлом году, когда Чимназ окончила школу.

Был день последнего звонка у десятиклассников. У них, в Баку, как и во многих других городах, давно уже стало обычаем, что в этот день десятиклассники выходят на улицы, гуляют до самого утра. Сначала собираются у кого-то дома, а уж потом, под yтро, отправляются на бульвар. А есть и такие, что вена ночь на берегу моря проводят, и с берега Каспия до самого утра доносятся звонкие голоса. Иногда к выпускникам присоединяются и родители, которые не хотят оставлять детей одних, — тоже гуляют вместе с ними до утра…

В такие ночи не спят даже чайки, кружатся над головами молодых, оглашая окрестности криками, и, кажется, с удивлением разглядывают молодежь — мол, чего это они расшумелись здесь в такое время…

Они, конечно, Чимназ одну не отпустили — отправили с ней Махмуда. Под утро Кафар не выдержал, еще затемно отправился на берег. Но сколько ни искал там детей — так и не наткнулся на них.

Понемногу светало. И вдруг, далеко в море, у самого горизонта, за островом Наргин, блеснул первый луч, а потом золото рассвета растеклось по всему Каспию, словно там, у горизонта, вспыхнула и загорелась вдруг вода… А потом из моря выплыла солнечная макушка, его щека, и вот уже явился весь солнечный лик… Одна из девушек, стоявших рядом с Кафаром, крикнула звонким голосом:

— Здравствуй, Солнце! Доброе утро, Утро! Доброе утро, Мир!

И вся компания, и юноши, и девушки, закричали наперебой:

— Здравствуй, Солнце! Доброе утро, Утро! Доброе утро, Мир!

Юные голоса звучали над всем побережьем, становились крепче, мощнее, казалось, что их должно слышать и Солнце. И Солнце вдруг… улыбнулось. Да-да, Кафар был уверен, что Солнце улыбалось навстречу молодым голосам, и ни у одного человека на свете не видел он такой широкой и доброй улыбки…

На глаза его навернулись слезы. «Тот, кто придумал этот обычай, — подумал он, — проводить ночь последнего звонка на берегу, всем вместе встречать здесь утро, солнце — придумал это замечательно. Ведь, может быть, эти счастливые вчерашние школьники вообще в первый раз в своей жизни видят, как всходит Солнце, как наступает утро. И это утро, наверное, надолго останется у них в памяти…»

…Когда-то в их селе был похожий обычай: полагалось в последнюю среду старого года, в первую ночь нового встречать рассвет — не спать, пока не заалеет солнце!