В тупике

— Высокий такой, блондинистый, всегда очки носил. Лет ему, пожалуй, не было и тридцати. Я, видите ли, — пояснил дядюшка Бачо, — если хорошая погода, всегда тут в беседке сижу, иной раз до позднего вечера, пока не стемнеет. Так что невольно слышал много раз, о чем говорили там, по ту сторону забора, ведь я понимаю немного по-немецки. Один раз, уже под вечер, пожалуй, около девяти часов, гляжу, из полуподвала выскакивает Янчи, то есть Янош Баги, садовник у Кочишне, — он и мне помогал по саду каждый год. Выскочил, значит, и сломя голову куда-то помчался. Я еще подумал: и куда это может так спешить Янчи? А тот немец, в очках, тоже его заметил — они целой компанией в саду сидели, — быстро встал и за ним, тоже со всех ног. Гм, подумал я, что-то из этого будет? Посидел я еще, подождал, но ничего не случилось. Потом я пошел домой и лег спать. А на другой день утром, слышу, люди говорят, будто бедняга Янчи напился допьяна и ночью попал под поезд. Странно, подумал я, ведь в тот вечер, накануне, когда я его видел в последний раз, он был совершенно трезв, да и вообще в рот не брал спиртного. Сколько раз, бывало, я угощал его стаканчиком водки или бокалом вина, но он всегда отказывался. Язвой желудка страдал, бедняга, потому и воздерживался.

— Ну а еще? Еще чего-нибудь странного вы не замечали, дядюшка Бачо?

— Было. Тот самый немец, о котором я рассказывал, ухлестывал за одной служанкой, она тоже работала у Юлишки. Как-то раз, вижу, сидит эта девица в саду на скамеечке одна и скучает. Минут через десять выходит этот самый очкастый германец, садится с ней рядом, обнимает и вдруг, к моему полному изумлению, начинает болтать с ней на чистейшем венгерском языке. До тех пор и я, и все вокруг думали, что этот человек — немец и по-венгерски вымолвить слова не может. Полюбезничали они, значит, минутки две, а потом девица встала и говорит: «Мне пора, идти нужно, Франци». А он ей — тоже по-венгерски: «Не уходи, побудь еще немного, ты ведь знаешь, как я тебя обожаю».

— Кого вы еще знали из людей, окружавших покойную?

— Знал еще официанта по имени Бела Фекете. Прежде он тут неподалеку в ресторанчике служил, где и мне случалось, что греха таить, выпить бутылочку-другую хорошего вина.

— Не можете ли вы еще что-нибудь сказать о служанке?

— Нет, больше ничего. Вот, наверное, Бела Фекете может. Он каждый день с ней сталкивался. Спросите у него.

В Будапеште Бордаш подробно доложил о результатах своей поездки, о том, в какой нищете умерла мать Юлишки Кочишне, о том, как отец с дочерью отправились искать работы и счастья за океан.

— С родственниками виделся, разговаривал? — спросил я.

— Нет у нее родственников. Каталина Томпа, единственная тетка Кочишне, еще до начала первой мировой войны, а может, уже в годы этой войны, ушла из села, нанялась куда-то в батрачки или в кухарки. Во всяком случае, с той поры ее в родном селе не видели. Нашел я там одного старика, с которым Кочишне возвращалась в тридцать девятом вместе из Америки. Он мне сказал, что Юлишка специально поехала и жила в Будапеште только для того, чтобы разыскать эту свою тетушку, но безуспешно.

— Ладно. Пока не густо. Вот что: ты, Козма, на основе имеющихся у нас данных разыщешь и побеседуешь с официантом Белой Фекете. А ты, Бордаш, возьми этот перстень, который мы получили взаймы у вдовы Баги, и попробуй установить, какого он происхождения, где сделан и сколько примерно может стоить в западной валюте. Прогуляешься ко всем знакомым ювелирам; ничего, навестишь стариков, им полезно. Но прежде всего вот это, — я вручил Бордашу снимки драгоценностей, принадлежавших Кочишне, которые передала нам вдова Баги. — Размножь в трехстах экземплярах и разошли во все ювелирные мастерские, судебным экспертам по этой части и в областные управления. Пусть пришлют свое мнение и сохранят у себя для возможной идентификации, чем черт не шутит. Я же вытащу из архива документы народного трибунала и займусь ими. Надо составить список лиц, которые могут быть допрошены по делу Кочишне, а также установить, где они находятся. Если дело потребует, чтобы были под рукой.

Третьего своего сотрудника я отправил в Секешфехервар с целью сбора данных и точной информации о покойном железнодорожнике Матьяше Шулеке и его поныне здравствующей супруге.

Вскоре архивные дела трибунала лежали на моем столе. Просмотрев несколько сотен страниц протоколов, я наконец обнаружил, где следует искать гостевую книгу пансиона «американской вдовы», которая интересовала меня в первую очередь. Да, концы следовало искать именно там.

Бордаш вернулся еще до обеда и, огорченный, сообщил, что официант Бела Фекете в первые же месяцы после освобождения познакомился с какой-то француженкой, освобожденной из лагеря, женился на ней и уехал во Францию. В настоящее время они проживают в городе Бордо, где содержат небольшой ресторанчик с венгерской кухней.

— Это все, что удалось узнать от его собственной матушки, — закончил Козма свой доклад.