В тупике

— Мама прислала. Давай-ка поедим, пока не остыл. Я у нее есть не стала, подумала, лучше мы с тобой здесь поедим. Вместе. — Пристально посмотрев на него, она принялась раскладывать плов по тарелкам. — Так даже лучше, что Гасанага у мамы остался — оттуда до его школы даже ближе Да и, метро у нее под боком, а на метро удобнее всего ездить. Пусть там поживет, пока погода не установится. Или ты предпочел бы, чтобы здесь была толчея? А? — Фарида подмигнула ему и лукаво улыбнулась.

Кафара словно окатило жаром.

— Вовсе я не хочу толчеи, — улыбнулся он ей в ответ и взял Фариду за руку.

Фарида потянулась к нему через стол, но, когда Кафар привстал и наклонил голову для поцелуя, она вдруг резко отпрянула.

— Нельзя быть таким нетерпеливым.

На Фариде сегодня — по погоде — было теплое шерстяное платье. Оно плотно обтягивало ее фигуру — казалось, что широкие бедра Фариды вот-вот разорвут ткань. Кафар долго не мог оторвать от нее глаз, потом перевел взгляд на ее ставшие еще более притягательными, еще более мягкими губы. Фарида улыбнулась.

Взгляд ее был таким говорящим, что Кафар снова не выдержал, встал из за стола и с такой силой поцеловал ее, что Фарида вскрикнула. С трудом вырвавшись из его рук, она воскликнула, махая руками:

— Да ты же совсем как дикарь! — и неизвестно, чего больше было в этом ее восклицании — обиды или наслаждения. — Ну ничего, я тебе отплачу за все. Будь готов к сражению!

— Я готов, — рассмеялся он.

Истинный смысл этих слов Кафар почувствовал гораздо позже, когда они лежали в его кровати. Так захотела сама Фарида, и, как выяснилось позже, в это она тоже вкладывала определенный смысл.

— На этот раз я приду к тебе в гости, — с угрозой сказала она после ужина.

…Он ждал ее, лежа в постели. В комнате было темно, и только когда Фарида легла рядом с ним, Кафар понял, что она совершенно голая.

Обняв Кафара за шею, она вдруг с такой силой прижала его к своей груди, что у Кафара перехватило дыхание. Задыхаясь, Кафар забился в этих объятиях и, с трудом высвободив лицо, чтобы глотнуть воздуха, с минуту лежал, оглоушенный, как человек, долго пробывший под водой.

— Ты же чуть не задушила меня, — наконец смог выдавить он.

— А ты как думал! — торжествующе захохотала Фарида. — Я ведь тебя предупредила!

— Да разве ж так можно…

— Почему же нельзя? Теперь будешь знать, какая я. Ненавижу дохлых мужчин.

Кафар осторожно спросил:

— А меня ты к каким относишь?

— Тебя?.. Поначалу ты тоже был дохлый… — А теперь?

— Теперь? Понемногу оживаешь. Скажи спасибо пне.

Тут Кафар с такой силой сжал ее в объятиях, что она вскрикнула:

— Ой, мамочки!

Теперь захохотал Кафар, и Фарида вроде бы обиделась.

— Слушай, да ты настоящий медведь!

И когда он захотел, теперь уже ласково, обнять ее за талию — Фарида не отстранилась.

…Они молчали, охваченные истомой. На миг Фариде почудилось даже, что ей снится все это — так остры, так сладостны были забытые, казалось бы навсегда, ощущения.

Обессилел и Кафар. Правда, и прошлой ночью, когда Фарида уснула, он чувствовал себя истомленным, но в тот раз усталость его быстро прошла. А теперь он чувствовал опустошенным всего себя — безвольны были его мышцы, кости стали легки, как ветошь. На какое-то мгновение это даже испугало его — а вдруг он теперь останется таким навсегда?

Фарида теперь казалась ему далекой, чужой. Отчего-то пришла на ум Гюльназ, и так вдруг захотелось увидеть ее, что если бы можно было — он прямо сейчас отправился бы в деревню…

— О чем ты думаешь?

Он вздрогнул от ее вопроса, пробормотал:

— Так, ни о чем…

— Зачем обманываешь?

— С чего ты взяла, что обманываю?

— Хочешь, скажу, о чем ты сейчас думал?

— Ну, скажи.

— Но с одним условием.

— С каким еще условием?

— Если угадаю, что у тебя на сердце, — запираться не станешь. Ладно?

Кафару вдруг стало не по себе.

— Так ты еще и колдунья? — попытался пошутить он.

Фарида прошептала грустно:

— Чтобы это знать — не надо быть колдуньей…

— Ну ладно, говори, что ты там угадала.

— Мужчины, переспав с чужой женщиной, всегда вспоминают женщин, которых любят…

Эти слова так обожгли Кафара, что он почувствовал, как язык его прирастает к гортани. Он чуть-чуть отодвинулся к стене.

— Ну, допустим, что ты права. А женщины? О чем, по-твоему, думают в такие минуты женщины? Они кого вспоминают?

— И они вспоминают мужчин, которых любят.

— Вот оно что… — Он не знал, как ему быть: то ли обратить все в шутку, то ли притвориться рассерженным. Но она опередила его.

— Хочешь, я даже скажу, о ком ты сейчас мечтаешь? Ты мечтаешь о Гюльназ.

На этот раз Кафар струхнул не на шутку. — О ком, о ком?

— О Гюльназ.

— А это еще кто такая? — как можно безразличнее спросил Кафар. «Что она, в самом деле, колдунья, что ли?» — судорожно думал он.

— Ну, так как, угадала?

— А ты о ком думаешь? — Кафар нервничал и прекрасно понимал, что Фарида знает, почему он так нервничает — не зря же она сейчас так спокойна. И это ее спокойствие совсем вывело его из равновесия. — Могу я тоже поинтересоваться, о ком ты думаешь?

— Нет, ты ответь сначала, угадала я? Молчишь? Ну, значит, угадала. Значит, со мной ты тушишь свой огонь, а любишь другую, так, да?