В тупике бесконечности

Бронированный УАЗ остановился перед высоким квадратным зданием на Лубянке. Дима сидел рядом с водителем и не спешил выходить, краем глаза смотрел в боковое зеркало, как из фургона выводят Бестужева. Двое омоновцев скрутили Беса так, что тот низко опустил голову, и повели к черному входу в Комиссариат. Кротов был рад, что не столкнулся с ним — не хотелось смотреть в глаза и читать во взгляде очередной упрек. Разве Егор не видит, как сильно запутался? Разве не понимает, что натворил? Возможно, комиссар Данилевич прав, и у Бестужева действительно началось биполярное расстройство с маниакальными состояниями. И вроде бы тесты проходил регулярно и биочип имел отменный, а все равно случилось. Должно быть, стресс спровоцировал болезнь. В последнее время Егор почти не спал, забывал об уликах и очевидных вещах, вел себя странновато. А главное – наотрез отказывался признавать свою вину, видя в недавних событиях заговор.

Дима тяжело вздохнул. А ведь он даже поверил в это… Пока не получил от комиссара Данилевича результаты исследования новостного видео из Питера. «Следов виртуального конструирования в главной видеоячейке не обнаружено» − так гласило заключение. Кто знает, может Егор намеренно врал, что невиновен. А может, действительно верил в это, попросту стерев из памяти неугодный момент своей жизни. Амнезия при таких болезнях часто случается.

Заполнив необходимые документы и сдав отчет, Кротов направился в допросную Комиссариата. К тому времени омоновцы уже разошлись и он застал Бестужева лежащим на медицинской каталке в полубессознательном состоянии. Руки и ноги были стянуты ремнями, глаза застилала мутная пелена, осмысленность во взгляде отсутствовала напрочь.

− Это обязательно? – спросил Кротов стоящего рядом комиссара Данилевича.

− Да, − ответил тот и кивнул двум мужчинам в белых медицинских халатах. – Увозите и подготовьте для разговора.

Санитары покатили кушетку в соседнюю комнату, через большое окно с бронированным стеклом Диме было хорошо видно, что это так называемая «виртуальная станция», где подозреваемых отправляют в конструкт. Над Бестужевым склонились медики, что-то вкололи, поставили капельницу. В углу комнаты, там, где свет не был таким ярким, Дима заметил человека в серой униформе. Глаза незнакомца выглядели странно – желтые, с вертикальными зрачками.

− Кто это? — спросил он у подошедшего к окну Данилевича. — Он явно не из Комиссариата.

− Это наблюдатель, − расплывчато ответил комиссар.

Кротов повернулся, вопросительно глянул на него:

− Разве присутствие на допросе посторонних законно?

Данилевич недобро ухмыльнулся:

− Не лезьте, куда не следует. Вы свое дело сделали, Кротов, остальное доверьте Комиссариату.

Глава 25. Татья

Метроплекс Москва-Сити, дистрикт неизвестен

— Куда ты пропал? Почему ты пропал? Я тебя везде искала, даже через полицию… – Татья пожирала глазами лицо Игоря, стараясь прочесть ответы раньше, чем он их скажет.

Она сидела на кровати, Игорь на полу, глядя на нее снизу вверх, держал ее руку в своей, здоровой. Рядом стояла бутылка красного вина, которую он принес, и два бокала. То ли от выпитого, то ли от пережитых потрясений Татью охватило пограничное состояние между сном и явью. Слова возникали в голове спонтанно и так же исчезали, она даже не могла точно сказать, успевала ли произносить их вслух. Например, вопросы Игорю: задала ли она их или только собиралась? А если задала, что он ответил?

Тогда же у Татьи появилось странное ощущение, будто прошлое – с «Анти-геном», «Легионом», перестрелками и смертями – осталось за балконной дверью. А может его вовсе не существовало... Это был один длинный страшный сон, а в реальности есть круг от света лампы, и теряющаяся в темноте комната, и человек рядом – такой близкий и одновременно далекий. Только одного человека из того страшного сна ей не хотелось забывать — Егора. При мыслях о нем сердце сжимала тоска и ощущение чего-то утраченного. Пока Игорь ходил за вином, она тайком написала Егору сообщение. Стерла, написала вновь. И снова стерла. И вновь написала. Потом все же решилась и отправила. Сейчас же поняла, что нужно было написать иначе, но было поздно.

— Как ты оказалась замешана в этом маскараде? – спросил Игорь, вклиниваясь в ее мысли.

Татья покачала головой, едва слышно попросила:

— Не надо… Я так устала! Я хочу оставить все там, за дверью, – она кивнула на балкон.

– Нельзя всю жизнь прятаться от действительности, — возразил он.

Татья подумала, что он всегда был таким: если хотел ответа прямо сейчас, то добивался любым способом. Она жалобно улыбнулась, проронила:

— Большую жизнь нельзя. А одну, маленькую, на один вечер можно… Пожалуйста!

Крюк вернул улыбку, от глаз разбежались тонкие лучики морщин, но сами глаза остались неулыбчивыми:

— Хорошо.

— Спасибо, — Татья закрыла глаза.