В тусклом, мерцающем свете (ЛП)

- Все просто решат, что я слишком требователен. Я скорее предпочту, чтобы они так и считали, чем рискну твоим разоблачением из-за неудачного стечения обстоятельств, возникшего в результате твоего совместного проживания в палатке с каким-то солдатом, незнакомым с понятием приватности. Раз я теперь полковник, то можешь быть уверена, что никто не ворвется в мою палатку без доклада. Так твой секрет будет в куда большей сохранности.

Логически, разумеется, предложение Малдера вполне разумно. Каждый раз, когда Скалли подходила опасно близко к разоблачению, это происходило в результате ее проживания в палатке с другими мужчинами. Ночевка же в одной палатке с Малдером избавит ее от этой проблемы раз и навсегда. И не то чтобы, как указал Малдер, они не делали этого прежде.

На практике же… это не такая уж мелочь теперь, когда Малдер знает правду о ней. По крайней мере, для Скалли.

- Тебе не надо спать полностью одетой, - говорит он ей, когда она растягивается на спальном коврике, не снимая ни единого предмета одежды. Сам он уже скинул и китель, и жилетку и как раз заканчивает расстегивать рубашку. Он зевает и ложится на свой коврик в одним брюках и нательной рубашке; Скалли, расположившаяся всего в тридцати сантиметрах от него, старается даже не шевелиться, упорно упираясь взглядом в холщовый потолок палатки, чтобы только не смотреть на него. – Скалли? – Она по-прежнему смотрит вверх и не двигается. – Эй, Скалли? Ты не спишь? – Перекатываясь на бок, он настойчиво тыкает ее в руку, и от этого простого контакта, даже сквозь два слоя шерсти и хлопка, ее словно бы пронзает электрический разряд.

- Что? – Против воли она поворачивает голову и переводит на него взгляд, изо всех сил пытаясь смотреть только ему в глаза и не позволяя себе изучать обнаженную кожу его рук или рельефные мышцы груди, прекрасно различимые под подтяжками и тонкой нательной рубашкой.

- Ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает Малдер, очевидно не понимая истинной природы ее дискомфорта.

- В полном, Малдер, - заверяет она его. – Я уже привыкла спать в одежде – с тех самых пор, как вступила в армию.

Малдер, кажется, удовлетворен ее объяснением; в любом случае, он перекатывается на спину, закрывает глаза и вскоре засыпает.

Скалли же, со своей стороны, сейчас труднее последовать его примеру, чем обычно. Сегодня полк не был особенно занят – они немного занимались строевой подготовкой, в основном чтобы не скучать от безделья, но не маршировали. Не поступало никаких сведений о том, когда им предстоит снова двинуться в путь или куда они в таком случае направятся. При таком непривычном отсутствии физической активности Скалли далеко не такая уставшая, чтобы без проблем отключить мозг и заснуть.

Эта обжигающая живительная энергия, словно бы наэлектризовывающая воздух, одновременно неуютная и невероятно будоражащая, и была причиной, по которой Скалли и не хотела открывать Малдеру свой секрет. Ей и раньше-то было достаточно трудно держать себя в руках – смотреть, а не пожирать глазами, наблюдать за ним с осторожностью, а не с вожделением, потому что он, без сомнения, счел бы подобные выражения на лице молодого мужчины по меньшей мере некомфортными, а в худшем случае и откровенно тревожащими. Но теперь, когда он знает правду и никогда больше не будет думать о ней, как об одном из парней, пытаться скрыть от него свои чувства станет еще труднее. Маловероятно, что, заметив ее недвусмысленный взгляд, он не догадается об ее интересе к нему.

Фокс Малдер не похож ни на кого из тех, кого Скалли знает, и это выражается во многом. Он умен, но не находится в постоянном и непомерном восторге от собственного интеллекта, как Дэниел Уотерстон. Он открыт к новым идеям и готов приложить усилие к тому, чтобы увидеть проблему с точки зрения другого человека, даже если она вступает в острое противоречие с его собственной. Узнав правду о ней, он принял ее, не устраивая конфликта, не выражая потрясения или удивления от того, что женщина может быть хорошим солдатом. Ей прекрасно известно, как мало мужчин согласилось бы с этим. Большинство, уверена она, настаивали бы, что настоящей леди нет места на поле битвы. Большинство сочли бы ее поступок скандалом невиданных масштабов и немедленно потребовали бы, чтобы она вернулась домой, к своей семье, иначе они были бы сильно разочарованы в ней.

Малдер ничего подобного не сделал. Он был удивлен, разумеется, и даже обижен тем, что она так долго скрывала от него правду, но ему, кажется, и в голову не пришло отсылать ее домой. Она уже доказала свою компетентность вне пределов разумного сомнения; ее истинный пол, открывшийся ему уже впоследствии, был для него неважен.

Она должна быть благодарна за это, конечно… но в этом дремотном состоянии на грани сна и бодрствования Скалли готова признаться самой себе, что на самом деле ей бы больше всего на свете хотелось, чтобы Малдер счет ее пол каким угодно, но только не неважным.