В твоем доме кто-то есть

Закари признавал, что не был примером для подражания, но предпочитал сдерживать эмоции на людях. Он не забыл тот день, когда без спроса взял новый велосипед Дэвида, как делал уже десятки раз до этого, а Дэвид выскочил на улицу и толкнул его на землю. Упав, Закари сломал руку, но не это испугало его больше всего, а безудержная ярость на лице Дэвида.

Тогда Закари просто отмахнулся, он заслужил это. Но глубоко внутри его беспокоило, что Дэвид появился словно из ниоткуда. Наверное, он прятался в кустах. Ждал.

География оказалась сильнее их отношений. Когда мама Закари снова вышла замуж, его семья переехала в трейлерный парк, и дружба с Дэвидом сама собой прекратилась. Насколько Закари мог вспомнить, в последний раз они разговаривали почти два года назад, столкнувшись в аптеке. Они спорили о достоинствах шоколада перед жвачкой, словно снова были детьми.

В руке Закари завибрировал телефон. Пришло новое сообщение:

ПОПАЛСЯ. ЭРИКА ВИДЕЛА ТЯ У МЕМОРИАЛА! ТАЩИ СВОЮ ЗАДНИЦУ ДОМОЙ ЩАС ЖЕ!

Не Дрю, не Бриттани.

Эмбер. Мама. Эрика была маминой коллегой, всего лишь на пару лет старше него и очень привлекательной. Темные волосы, сексуальные татуировки. Зачем она его сдала? Пошло оно все. Пошли они все. Он не собирался возвращаться домой, чтобы провести время с Терри. Эмбер выбрала самое худшее время, чтобы написать ему.

На сцене директор Стэнтон уступил место пастору Грили из лютеранской церкви, а тот представил своего сына Калеба. Семья Грили управляла Осборном. Брат пастора владел продуктовым магазином и несколькими домами в центре города. Их отец основал супермаркет и был мэром рекордное количество сроков. Полная противоположность семьи Закари, и за это он их недолюбливал.

Калеб учился в выпускном классе, как и Дэвид и как мог бы Закари. У Калеба были круглые глаза, квадратный подбородок и серьезное выражение лица, но, пока он говорил об одноклассниках, казалось, что в действительности он их не знает, используя в речи броские цитаты, которые Закари слышал в новостях.

Закари начал раздражаться. А потом заскучал. Его взгляд блуждал по толпе, пока не остановился на очень симпатичной девушке: она направлялась прямо к нему.

* * *

Калеб Грили спрыгнул с грузовика и стал пробираться сквозь толпу. Когда его отец поднял руки, чтобы обратиться к собравшимся, он бросился по боковому переулку к парковке супермаркета.

Калеб играл на первой трубе. Он не хотел пропустить второй акт.

После церемонии отец пригласит всех на молитву, а потом оркестр маршем поведет всех от Главной улицы до мемориала из цветов и открыток перед школой. Все будут держать свечи. Программа кабельных новостей пожертвовала им деньги, хотя Калеб и сомневался, что это был жест доброй воли. Скорее всего, какой-то медиабогач решил, что строй из тысяч скорбящих с зажженными свечами будет здорово смотреться в кадре.

Калеб допускал такое, даже если не уважал подобного подхода. Он тоже стремился к большему: с пятнадцати лет был лидером молодежи лютеранской церкви и с шестнадцати – главным трубачом марширующего оркестра школы «Осборн Хай». Добиваясь успехов на всех уроках, он провел успешную кампанию, чтобы убрать слово «эволюция» из учебников, и уже строил планы по миссионерской работе в Папуа-Новой Гвинее после окончания школы. Он станет первым за многие поколения Грили, покинувшим Небраску.

Его вещи лежали на разгрузочном доке возле магазина, где он их и оставил. Калеб быстро надел штаны на шлейках и жакет – недавно из химчистки, этот резкий запах невозможно было проветрить – и сунул ноги в подбитые ботинки. Надел белые перчатки. Потянувшись к своей шляпе, понял, что не хватает золотого плюмажа. Калеб схватил инструмент и побежал к своей группе.

– Алекс! Ты не видела мой плюмаж?

Губы Алекс Шимерды искривились:

– Никто не хочет видеть твой плюмаж, Калеб. Это отстой.

Он покраснел от смущения. Ему не нравились такие шутки. Из-за них он чувствовал себя некомфортно.

– Кто-нибудь видел мой плюмаж?

Трубачи, которые решили обратить на него внимание, пожали плечами.

– Спасибо за помощь, – пробормотал Калеб, направляясь прочь.

– Спроси клуб поддержки, – крикнула Алекс.

Но и они его не видели. Чья-то мать с типичным пучком на голове отругала его:

– Он не лежал в твоей коробке из-под шляпы? Тебе придется заплатить за замену.

– Наверное, я оставил его в магазине. – До мемориала он репетировал свою речь в комнате отдыха сотрудников.

– Лучше поспеши.

Пока он разбирался с ключами от задней двери, Алекс бросилась к нему.

– Мы уже выстраиваемся. Это просто глупый плюмаж. Не переживай из-за него.

– Ты видела, сколько там телевизионщиков?

Алекс поразили его слова.

– Правильно. Ты же не хочешь плохо выглядеть в телевизоре, – она с отвращением покачала головой и пошла прочь.