В твоем плену (СИ)

Здесь, на высоте семи тысяч футов, деревьев почти нет, только снежная равнина с редкими валунами и дорожки ограничителей трассы по бокам, в это время красиво подсвеченных. Снег не рыхлый, а глянцевый, кристаллизованный, это даже не снег, а лёд, и, несмотря на несложную маркировку, спуск не так прост. Я полностью сосредоточена на технике, потому что упасть на такой поверхности чревато. Однажды я уже падала головой на лед, слегка себя переоценив, получила тогда легкое сотрясение - голова болела несколько дней, и я провалялась в номере, испортив себе впечатление от поездки в Швейцарию. И в следующий раз на гору поднималась с опаской. Поэтому сейчас перестраховываюсь и старательно замедляюсь, сильнее закантовывая лыжи.

К концу полуторамильного спуска я устаю так, что остаток трассы проезжаю плугом и выпрямившись, как новичок. Ехать правильно просто нет сил.

Их нет даже на то, чтобы удивиться, что Сойер уже ждет меня в медленной зоне. Что он спустится на подъемнике, было очевидно, но не думала, что у него это получится быстрее, чем у меня.

- Эта трасса не попадет в шорт-лист, я полагаю, - изучив мое лицо, заключает он. - Попробуешь другую или на сегодня все?

- Все, - едва разлепляю слипшиеся от напряжения губы.

Неожиданно он садится передо мной на корточки и нажимает рукой на заднюю часть крепления. Мне остается лишь приподнять пятку, чтобы освободить ботинок, но я не двигаюсь. Я в шоке и от этого проявления заботы, и от того, что он знает, как снимать лыжи. Видя мое замешательство, Волчек поднимает на меня взгляд.

- Видел, как это делают другие, - отвечает на один из моих вопросов.

Второй я, разумеется, не задаю.

Но пытаюсь протестовать, когда он, вернув мои лыжи на стойку, подхватывает меня на руки. Сердце тут же срывается в пропасть и возвращаться не планирует.

- Не надо. Я сама… - блею неубедительно.

- Сама ты не можешь даже стоять, - отрезает. - И не дергайся.

Я больше не спорю. Стараюсь не шевелиться и мечтаю весить поменьше, чтобы ему было легче меня тащить.

Бешусь от того, что не знаю, куда деть руки - вариант обнять его за шею даже не рассматриваю, а прижаться к нему боюсь. Чувствую себя никчемной, но через десять его шагов - я считаю каждый - становится еще хуже. Сердце все же возвращается на место и тарабанит так, что слышно, наверное, и в Вашингтоне.

Но и его сердце бьется с не меньшей частотой. Что это - слишком тяжелая ноша или ему так же паршиво, как и мне?..

Момента, когда мы переступим порог нашего номера, жду с ужасом. Он просто отпустит меня или..?

Все мое содрогающееся мелкой дрожью тело жаждет "или", но разум вопит обратное.

Я продолжаю считать шаги.

Второй этаж.

Двести одиннадцатый номер.

Двести двенадцатый.

Наш.

Сойер нажимает на ручку и толкает дверь…

Глава 15 Треш

Сойер

Это пытка.

Изощренная. Нечеловеческая. Адская.

Держать ее в своих руках и не иметь права прижать к себе, зарыться лицом в волосы…

Твою мать, как же хочется дотронуться!

И не только до волос…

Тащу на вытянутых руках, как прыщавый скаут, ожесточенно борясь с лютым желанием впиться ртом в ее губы. Они пипец как близко, они манят и… и это гребаное искушение.

Я чувствую ее дыхание, жадно ловлю каждый выдох и втягиваю ее воздух в себя.

Но мне этого мало. Мало только вдыхать ее дурманящий запах, я хочу не просто дышать ею, я хочу попробовать ее на вкус.

Но нельзя.

"Она жена твоего отца, Сойер, сбавь обороты", повторяю про себя, но это ни хрена не помогает.

Эта мантра перестала работать. Я и не заметил когда…

Когда перестал ее ненавидеть. Не, не перестал, но вдруг стал хотеть ее куда сильнее, чем ненавидеть.

Оу, гад, как я ее хочу.

От этой мысли напряжение в паху усиливается, с внутренних тормозов срывает чеку. На автомате еще дальше отставляю руки, от греха - не совсем еще кукухой съехал.

"Остынь, Волчек!", внушаю себе на всякий случай, до скрежета сжимая челюсти, и ускоряюсь.

Самое время признать, что идея нести ее на руках была дерьмовейшей из всех, что приходили мне в голову в последние дни. Как я мог так лажануть?

"Штирлиц, ты на грани провала…" вспоминается нетленка из смотренной в детстве вместе с Марсом шпионской серии, но сейчас это не кажется мне смешным.

Все силы уходят на то, чтобы не поддаться требовательному зову плоти.

До отеля иду на автопилоте. Просто перебираю ногами. Левая. Правая. Снова левая.

В голове туман, глаза тоже не в фокусе. Скорей бы прийти, иначе не выдержу. Сорвусь и трахну ее прямо на ресепшене.

Хэвен, к счастью, не дергается, как и просил. И вообще почти не шевелится, даже дышит через раз. Щеки ярко розовые, мне хочется принять это за возбуждение, хоть на сотую долю схожее с тем, что полыхает во мне, или хотя бы за смущение, что тоже говорило бы об эмоциях, но я знаю, что причина в морозном горном воздухе. Глаза открыты, но веки опущены, на меня не смотрит, и это хорошо. Только поэтому я все еще держусь.

Наконец, наш номер. Мой путь на Голгофу закончен.

Рукой, которой придерживаю ее под колени, берусь за ручку и пинком открываю дверь.