Ричард откинул покрывало, и Элисса поняла, что еще немного – и его обнаженное тело соприкоснется с ее телом.
В следующий момент так и случилось.
– Все будет хорошо, женушка, не волнуйся, – прошептал он.
Взяв ее руку, он не поцеловал ее, а прижал к своей теплой обнаженной груди. Она почувствовала, как бьется у него сердце, и ощутила крепость его мышц.
– Не надо меня бояться.
– Я тебя не боюсь.
– Рад это слышать.
Он прижал ее руку к своему подбородку, чтобы она смогла прикоснуться к его чувственным губам. Щетина у него на лице приятно покалывала ее ладошку.
Все получилось просто, как бы само собой, эти прикосновения возбудили Элиссу.
Даже больше, чем она хотела.
Когда-то, давным-давно, она была влюблена, но теперь позволить себе такую глупость она не может. Вожделение также не должно взять над ней верх. Она будет противиться этому изо всех сил!
– Не надо, не убирай руку, – негромко сказал Ричард, стискивая ее запястье, чтобы не позволить ей отнять пальцы от его губ. – От нее пахнет лавандой.
– Мы у себя в деревне обычно перекладываем лавандой одежду – чтобы моль не завелась, – спокойно объяснила она.
– Точно! – Теперь Ричард прижался к ней всем телом. – Недаром от твоей рубашки исходит более сильный аромат.
Она отстранилась от него, чтобы всмотреться в его лицо – насколько это было возможно в темноте.
– Что ты делаешь?
– Как что? Сочиняю пролог.
Ричард провел пальцами вдоль ворота ее ночной рубашки, легонько прикасаясь к коже. Там, где он до нее дотрагивался, ее тело начинало жечь как огнем.
– Удивительное дело, – прошептал он с таким видом, будто это его и впрямь интересовало. – Рубашка-то льняная. И кружев на ней нет – даже у ворота или вот внизу, на подоле…
Ричард положил руку ей на колено, повел ладонью вверх по ноге к бедру, и у нее перехватило дыхание.
– У меня нет тяги ко всякой мишуре и украшательству, – едва слышно пролепетала Элисса.
– Утилитарная какая-то философия, – заметил Ричард, но руку с ноги убрал, и она с облегчением вздохнула.
Потом его губы оказались в каком-нибудь дюйме от ее лица. Она почувствовала его горячее дыхание у себя на щеке и вздрогнула.
– Должен сказать, что твоя рубашка мне мешает. С другой стороны, вполне может статься, что заниматься этим делом в рубашке тебе нравится больше – в таком случае, конечно, ее лучше оставить.
Прежде чем до нее дошло, что Ричард хочет увидеть ее нагой, он заключил ее в объятия, с силой прижал к себе и поцеловал – то есть сделал то, чего Уильям Лонгберн никогда в постели не делал.
Он целовал ее крепко и нежно – точно так, как, по ее мнению, мужчина должен целовать женщину, которую страстно любит. В его поцелуе не ощущалось желания утвердить свое главенство – скорее, в нем заключалась покорная просьба попытаться разделить с ним радость от взаимного прикосновения губ.
«Что же, интересно знать, он от меня хочет? – Задалась вопросом Элисса. – Равенства в постели? Свободы и раскованности в любви? Неизвестно еще, какой эта свобода окажется на поверку и во что все это выльется».
Элиссе необходимо было основательно это обдумать, а потому она прервала поцелуй и отвернулась. Если бы она этого не сделала, то сил, чтобы противостоять его ласкам, у нее бы не хватило и ей пришлось бы сдаться на милость этого человека и похоронить мечты о будущей не замутненной никакими страстями жизни в Лестере.
– В чем дело? – спросил Ричард.
Она решила, что объясниться хоть как-то необходимо, и прошептала:
– Когда мой муж любил меня, то никогда не целовал.
– Значит, он тебя любил, а ты его – нет?
Элисса беспомощно пожала плечами.
– Я хотела сказать, когда он занимался со мной любовью…
– А ты-то с ним любовью занималась?
– Как же иначе – ведь у меня от него ребенок – Вы, мадам, опять не правильно меня поняли, – негромко и нежно произнес Ричард. В его голосе проступило сочувствие и понимание. – Я хотел узнать, нравилось ли тебе заниматься с ним любовью?
– Жена должна подчиняться мужу и исполнять его желания.
– Ага! Стало быть, поскольку теперь я твой муж, то имею полное право наброситься на тебя и в самой грубой форме тобой овладеть – как примерно овладевают дешевой шлюхой в борделе – и не услышу при этом от тебя ни единого словечка жалобы?
Он сравнил ее с дешевой шлюхой!
Хотя Элисса не пыталась прежде выразить словами то, что она испытывала, когда Уильям Лонгберн овладевал ею, сравнение Ричарда, как ни странно, лучше всего определяло ее тогдашние ощущения.
– Ты упомянула также, что родила ему ребенка, – произнес Ричард, в голосе которого теперь слышалась ирония. – Считается, что для того, чтобы зачать дитя, женщине требуется иметь нерастраченные запасы любви и страсти. Значит, ты все-таки испытывала к нему какие-то чувства?
Элисса не заметила – или не захотела замечать – Иронии в его голосе, и она сказала то, что думала: