Не представляю, что Эрик прочёл на моём лице, чьё выражение однозначно неподконтрольно изменилось, отпуская злость вслед за моим оцепеневшим лидером — мимика и тело-предатель не соглашались с моим разумом и нашим разговором, предпочитая выдать их обладательницу. И её распаляющееся вовсю вожделение.
На мгновение прикрыв веки и распахнув их вновь, я подняла взгляд, встречаясь с ответным — и заметила нарастающее в родных глазах по геометрической прогрессии затопляющее пространство порочное возбуждение.
Кажется, мазохистов здесь двое…
В ушах словно прозвучал звон разбивающихся вдребезги обид и обрывания натянутой нити нашей напряженной беседы.
А дальше — его последующие слова, произнесённые с бархатной хрипотцой и похожие на исповедь, сквозь наши обоюдные прерывистые вдохи, раскололи совместное настоящее на «до» и «после»…
— Я весь день не находил себе места. Даже гребанный шрам от твоей пули ныл, будто выстрелила только что. Ты хоть на секунду можешь вообразить себе, что я испытал, увидев этих ублюдков здесь и зная, что ты должна быть внутри, в доме? Я думал, блять, свихнусь. Просто от одной мысли, что кто-то снова может причинить тебе вред, — внезапно одной ладонью меня властно схватили за затылок, пока его вторая продолжала держать в плену подбородок. Эрик резко прислонился лбом к моему, слишком нежно надавливая большим пальцем на мою нижнюю губу. Как в замедленной съемке, он закрыл глаза, продолжив еле слышно, опаляя мою сущность дотла: мне не верилось в то, что я слышу. — Я… Возможно, не смогу сказать красиво или как-то высокопарно то, что давно должен, Грейс, но… Если с тобой что-то случится, я вряд ли сумею что-либо без тебя. Ты дорога мне. Нужна мне. Я хочу тебя — физически и ментально. Рядом с собой и под собой. Постоянно. Непрерывно. Меня бесит, когда кто-то просто проходит мимо тебя. Бесит, когда я не могу коснуться тебя. Бесят наши ссоры. Пускай я выгляжу, как ебанный маньяк, но порой мне хочется посадить тебя на цепь. Скрыть ото всех. Ты — наваждение, из-за которого я слетаю с катушек, но мне плевать на всех и вся — лишь бы ты никуда не исчезла из моей жизни. Мне не нравятся эти дерьмовые слова о вечной любви, которые давно устарели, и навряд ли я буду повторять тебе всё это часто, как большинство сентиментальных мудаков своим девушкам, но всё-таки сейчас я хочу, чтобы ты знала — я желаю, чтобы мы были друг у друга до тех пор, пока оба существуем.
Эмоции стремительно накрыли меня, как сокрушающее цунами, смывая всё плохое, весь негатив, и оставляя лишь дикое, терпкое послевкусие от услышанного.
Он признался мне.
По-своему — где-то в привычной обрубленной манере — по-мужски, но признался.
В чувствах.
Тех самых, что прочно связывали нас невидимыми тросами между собой. Тех самых, что как желанный яд разъедали нутро у обоих. Тех самых, что до нынешнего дня мы по каким-то причинам не озвучивали друг другу вслух.
Между нами — любовь.
И несмотря на столь короткие отношения — уже давно…
Найдя хоть немного кислорода, которое почти полностью исчезло между нашими лицами, я бессвязно выпалила, ощущая, как алеют скулы:
— Мне столько всего хочется сказать тебе в ответ… Эрик, я…
Но он перебил меня, выдохнув на одном порыве и жестче вжимая моё тело в своё:
— Знаю, милая. Нам, в принципе, нужно обсудить очень многое.
И его ладони тут же по-хозяйски переместились на мою грязную от лазаний в метро футболку, проникая под ткань и сдавливая талию.
И в следующую секунду в мои губы впечатались его. Любимые, шершавые, чувственные. Целующие меня безрассудно и ярко; раскрывая мои собственные на максимум, чтобы забрать рванный вдох и тихое, протяжное скуление полностью.
Каждый раз, когда его горячий язык сплетается с моим, я теряю себя.
Растворяюсь в этом сумасбродном, сильном и бескомпромиссном мужчине без следа.
Практически сразу прервав сумасшедший поцелуй, в котором мы оба так нуждались, Эрик пробежал пальцами по моим рёбрам, поднимаясь выше, и под мой сорвавшийся полустон продолжил горячим, почти лихорадочным шёпотом:
— Например, для начала обсудим твоё прошлое в Искренности и какого хрена мои действия у тебя ассоциируются с отцом… Я не планировал вызывать в тебе ёбанные флешбеки. Затем, — он прикусил мне нижнюю губу, оттягивая её на себя, пока мои руки в ответ судорожно стали цепляться за мокрый от дождя ремень его брюк, — границы того, что ты именуешь своей свободой. Я однозначно пересмотрю своё отношение к твоему участию во всём за Стеной, но и ты должна вести себя иначе — не перечить мне, не рисковать собой попусту, не срываться в самое пекло… По факту, ты не так уж и свободна, девочка моя, раз согласилась быть со мной. И быть моей.
Тело током пробило чувство полета и свободного падения, едва только мужские ладони накрыли мою грудь, сжимая со всей страстью.
Нас ведь ждут ребята, да и патрули могут настигнуть вновь.
Что же мы творим…