— Если через час вы не скажете, где партизаны, — он показал на удалявшуюся толпу, — их расстреляют.
После этого предупреждения немецкий офицер сел в сани и поехал следом за угнанными.
Прошел час. В лесу раздались короткие автоматные очереди, потом одиночные выстрелы. А затем все стихло. Расстреляв стариков и подростков, каратели донесли своему командованию об окружении и уничтожении в Анатольевском лесу партизанского отряда, одновременно распространили фальшивку об этом в селениях района.
Дмитрия Терентьевича Гулина оккупанты отправили в Рыльск. Там, в тюрьме, его зверски избивали, угрожали уничтожением семьи, требуя выдать руководителей подпольщиков и командование партизан. Не добившись ничего от Гулина, они казнили его.
О зверствах оккупантов в Анатольевке и патриотизме Дмитрия Гулина, командованию отряда имени Чапаева стало более подробно известно спустя месяц. Сначала это были сообщения харьковских партизан, а потом крупецких подпольщиков, а также рассказы очевидцев — анатольевских женщин. А осенью 1942 года стало известно от рыльских подпольщиков о героической гибели Д. Т. Гулина в рыльской тюрьме.
Вот такую грустную трагическую историю об Анатольевке вспомнил Николай Акимович Пузанов при встрече со мной в курском госпитале в апреле 1943 года.
2.
Мое лечение в госпитале шло успешно. Этому способствовали внимание к раненым медицинского персонала, высокая квалифицированность врачей, обогащенных двухлетним опытом спасения жизней раненых и контуженных фронтовиков и партизан.
Одним из приятных воспоминаний о курском госпитале у меня сохранилось посещение его в середине апреля 1943 года Командующим Центральным фронтом Константином Константиновичем Рокоссовским, командный пункт которого только что передислоцировался из Ельца в поселок Свобода Курской области.
Высокий, стройный, в коротковатом для него белоснежном халате, генерал армии Рокоссовский появился в нашей палате в сопровождении госпитального начальства, нескольких офицеров медсанслужбы фронта и адъютанта командующего, выделявшегося своей строевой выправкой.
Не все из нас обратили внимание, что первой в палату вошла женщина — начальник госпиталя, подполковник медицинской службы, а за ней — командующий фронтом и все остальные, сопровождавшие его. В том, что Рокоссовский, как бы сопровождал женщину-начальника госпиталя, мы оценили как высокую воспитанность Константина Константиновича, проявленную в его уважении к женщине.
Войдя в палату первой, она обратилась к нам:
— Дорогие наши пациенты, к нам пожаловал командующий фронтом генерал армии Константин Константинович Рокоссовский… — Остановив мягким жестом руки обращение к нам начальника госпиталя, Рокоссовский поздоровался с нами:
— Здравствуйте, дорогие воины!
Не очень стройно мы ответили на его приветствие. Некоторые даже попытались встать, посчитав, что в госпитале при появлении командующего фронтом нельзя сидеть или лежать.
Командующий фронтом обратился к нам:
— Друзья мои, сидите или лежите, как кому удобно, здесь госпиталь, и тянуться передо мной не надо. Я вот решил посмотреть как здесь вас лечат, как кормят. Я ограничен во времени для беседы с вами, поэтому прошу вас, не стесняясь и ни кого не боясь, скажите мне свои жалобы, и предложения. Ну, вот вы, например, товарищ воин, с прекрасными гвардейскими усами, — обратился к усатому раненому. Тот представился:
— Младший лейтенант Сергеев. Жалоб у меня нет, думаю, что и остальные раненые нашей палаты жалоб не имеют. Лечат нас нормально, кормят неплохо. Вот только чего недостает для полного комфорта, так это кроватей. Но ведь мы же не в санатории находимся, а в госпитале, в период тяжелой войны. Тем более, что за воину мы привыкли обходиться без них. А на мягких матрацах, с чистым постельным бельем и под теплыми одеялами, нам и на полу лежать хорошо.
— Спасибо, товарищ младший лейтенант. Еще кто и что хочет сказать, не стесняйтесь, говорите, — обратился к нам Рокоссовский.
Все молчали.
— И так, вопросов и предложений больше нет? — спросил еще раз командующий.
— Есть! — вдруг выкрикнул лежащий в самом углу палаты уже немолодой солдат.
— Я вас слушаю, говорите, — попросил его Рокоссовский.
— Все у нас здесь хорошо, только вот курево очень плохое, — доложил раненый.
— Я знаю, что проблема с табачными изделиями в нашей стране сейчас гораздо большая, чем с хлебом, мылом, или с боеприпасами. Я попрошу интендантов, чтобы они для раненых в госпиталях сделали исключение, снабжали более качественным табаком, — ответил командующий.
Или по собственной инициативе, или по незамеченному нами намеку Рокоссовского, его адъютант подошел к раненому, поднявшему «табачный вопрос», извлек из кармана пачку «Беломора» оставил для себя несколько папирос, остальные, оставшиеся в пачке, протянул солдату со словами:
— Все что могу, братец. А вот просьбу вашу я записал, так что она до интендантов дойдет. — Все мы одобрительно заулыбались, услышав слова обещаний, произнесенные адъютантом.