В тылу врага

Анатолий натянул на себя немецкий мундир, который заставил и хозяина дома изменить отношение к квартиранту. Это была большая победа. Мариана могла спокойнее работать на рации.

Для того, чтобы добыть точные сведения об аэродромах, складах, заводах, разведчикам приходилось прибегать к самым различным уловкам. Мариана нередко выезжала на расстояние до ста-двухсот километров. В этом ей опять же помогала профессия «хандляжки». Девушка клала в кошелку шелковые чулки, белье и отправлялась по селам и городкам.

Однажды, придя на вокзал, она по обыкновению оглядела составы. Ее внимание привлек тот, кто стоял на третьем пути. Из окон и дверей товарных вагонов выглядывали военные в летной форме. Мариана попробовала сосчитать их, но тщетно. Они то выскакивали из вагона, то снова прятались. Тем не менее она заметила, что их много. С солдат она перевела взгляд на груженные каким-то необычным грузом платформы. Здесь были и стекло, и фанера, и большие прожекторы, много разной аппаратуры и ящиков. Другие платформы были покрыты брезентом и только по тому, как торчало то в одну, то в другую сторону что-то длинное, похожее на ствол пушки, Мариана догадалась: зенитки.

«Ну да. Раз летчики, значит и зенитки. Однако похоже и на строительную часть», — подумала Мариана, изучая опознавательные знаки солдат.

«Поблизости, должно быть, военный аэродром строится. Но где? Какой он, какие там самолеты?»

Если долго размышлять, можно потерять ценные сведения. А установление дислокации вражеских аэродромов занимало важное место в работе разведчиков. У Марианы было свое твердое мнение по этому вопросу и она старалась из всех сил убедить в этом Анатолия, который считал, что преимущество немцев составляют танки.

— Что ты говоришь? — горячо возражала Мариана. — Всякое другое войско, будь это танковые части, пехота, артиллерия или какое-либо другое, что передвигается по земле-матушке, может встретить разные препятствия на пути к фронту. Особенно страшны им партизаны. А авиация? Поднялась в воздух, и до свидания. Может только встретиться с нашими самолетами или попасть под зенитный огонь. А в большинстве случаев смертоносный груз они сбрасывают на наши города и села.

И вот перед ней новый аэродром. Правда, он пока на платформах, в разобранном виде, если можно так выразиться. Но через несколько дней он начнет действовать, станет боевым. И Мариана на минуту представила себе, как «мессеры» и «фокке-вульфы» целыми стаями взлетают и направляются на восток.

«А может, это совсем не авиаоборудование, — усомнилась девушка. — Но тогда почему летчики? Нет, определенно аэродром или авиамастерские. Важно и то и другое. Надо уточнить. А как? Сесть на следующий поезд? Рискованно. Можно потерять из виду этот состав. За городом линии разветвляются в разные стороны».

И тут созрело решение.

«Машинист, наверняка, поляк. Попытаюсь узнать, до какой станции идет состав». С этой мыслью она подошла к паровозу.

— Пан машинист, скажите, пожалуйста, нельзя ли мне вашим поездом добраться до Кузлова? — спросила она на чистом польском языке.

— Нет. Не доезжаем, — сухо ответил черномазый машинист, выглянувший из окна.

Мариана закусила губу.

«Значит, в ту сторону», — обрадовалась она и решила использовать этого поляка в своих целях. Она снова подняла голову к окошку. Но машинист исчез.

— Пан, а пан! — позвала она его тихонько.

В окне снова появилась его голова.

— Вам, пани, уже сказали, что еще нужно? — строго сказал машинист и хотел уйти, но тут же заметил в руке девушки пачку немецких марок. Она их специально достала из сумки для того якобы, чтобы переложить в карман.

— А пани куда собралась ехать? — спросил он уже более мягко.

— В Кузлов, пан, в Кузлов. Бабушка моя там тяжело заболела, — поспешила ответить Мариана, понимая, что марки подействовали на машиниста магически. — Я отблагодарю пана…

— Ладно. Залезь швидче. А то эти могут заметить, — кивнул он головой на вагоны. — А как только будет первый гудок и в случае ко мне подойдет провожатый, спрячься вон туда, — он указал глазами на тамбур.

Спустя минуту Мариана уютно устроилась около машиниста. Тот посмотрел на нее в упор, и Мариана поняла, что он ждет денег.

«Дам, дам, но сначала расскажешь еще кое-что, голубчик», — подумала она и спросила:

— Пан, а вы краковский?

— Нет, ченстоховский, — ответил машинист, опять высовывая голову в окошко.

— A-а ченстоховский, значит, — повторила Мариана. Но разговор не клеился. Ей, молодой пани, неудобно расспрашивать человека, лицо которого почти нельзя рассмотреть, до того оно перепачкано угольной пылью и мазутом. Только глаза как-то странно блестели на чумазом лице. Но они были какие-то маленькие, круглые. А губы тонкие. Мариана подумала:

«Должно быть, злой. Нужно расплатиться, может, подобреет».

Она открыла сумку, нарочно щелкнув замочком, и стала отсчитывать марки. Машинист следил за движениями пальцев девушки, отрываясь только для того, чтобы взглянуть в окошко.

— Проше, пан. Бардзо дзянкуе, — протянула Мариана марки.