В убежище

Карстен — он сидел рядом с Моникой, с противоположной от меня стороны зашевелился и прошептал:

— Арне, давай сюда фляжку. Я работал сегодня, сейчас усну.

Появившаяся из противоположного угла фляжка внесла оживление на нашем фланге: сначала Танкред, расположившийся почти у самого зеркала, потом Эбба сделали по глотку, затем фляга перешла к Карстену и чуть задержалась, потом я принял ее из рук Моники. Мы отправили виски на тот конец и снова затихли.

То и дело в окно бился ветер, в трубе гудело, словно в старом органе. Так прошло больше часа. Ожидание начинало действовать мне на нервы. Я так напряженно прислушивался, что, наконец, вполне созрел для галлюцинаций. Когда долго прислушиваешься, надо на что-то смотреть. Я смотрел на капитанские сапоги. Вдруг мне стало казаться, будто они оживают. Мне пришла в голову дурацкая мысль: что, если здесь, в комнате, сейчас произойдет нечто странное, непонятное? Вот сейчас сапоги зашевелятся и пойдут?

Стоп, Пауль Рикерт! Не хватает еще полупьяного бреда. Все было тихо. Моника теснее прижалась ко мне, ее голова лежала у меня на плече, она засыпала, если уже не спала. Я слегка повернул голову и вдохнул нежный аромат ее волос. Ее близость опьяняла, но я вдруг подумал: почему это страстное, неудержимое влечение вспыхивает именно в темноте и как будто боится дневного света? Почему у меня не хватает мужества просто сказать:

«Я люблю тебя, будь моей, разорви все другие связи»… Да потому, если уж быть до конца откровенным, что на Монике, в таком случае, надо жениться — вот что! А я, как возможная партия, пожалуй, похуже, чем Арне. Кто я? Вечный студент с родительскими деньгами, мальчик на побегушках при Краг-Андерсене, обыкновенный повеса, хотя мне уже скоро тридцать.

Я резко пошевельнулся и покрепче сжал руку Моники, чтобы она проснулась.

Я посмотрел на часы. Было без четверти два. Инспектор рядом с Арне заворочался и прошептал:

— Боюсь, нам сегодня ничего не выудить.

— Тс-с! — зашипела Эбба. — Вы разве не слышали?

Все затаили дыхание. Я прижал ухо к стене: да, в самом деле, какое-то шевеленье! Это не ветер, не мышиная возня — звуки приближались, и я вспомнил рассказ Танкреда: было похоже на чьи-то шаги в мокрых сапогах.

Мы напряженно прислушивались. Я увидел силуэт Арне: он отделился от стены и сел прямо, наверно, держа наготове фонарь. Сердце у меня оглушительно колотилось, я напрягал затекшие ноги. Вот сейчас, через мгновение, откроется эта нелепая дверь, и войдет — кто? Непроизвольно я обнял Монику за плечи и как только почувствовал, что она дрожит, сразу же сам успокоился. Непостижимо, откуда берутся силы, если рядом другой человек, более слабый?

Наш гость, вероятно, добрался до самого порога. Шаги стихли, и стало слышно, как нажимают дверную ручку. Казалось, прошла целая вечность, пока открывалась зеркальная дверь, из нее потянуло холодом и сыростью. И, наконец, показалась фигура человека в длинном шуршащем плаще. Он вошел и двинулся к кровати.

В этот момент вспыхнул луч фонаря. Инспектор вскочил, в его руке блеснул револьвер.

— Стоять! Руки на голову!

Человек обернулся, мы увидели большое бородатое лицо с искаженными паническим страхом чертами.

Это был Эйвинд Дорум. Его прорезиненный морской балахон жалобно всхлипнул, когда Дорум поднял огромные ручищи и послушно опустил себе на голову, словно сокрушаясь о своей незадачливой судьбе. Желтые глаза беспомощно заморгали в ярком свете.

Тем не менее в следующую секунду он вдруг предпринял отчаянную попытку улизнуть, зияющий черный провал за зеркалом был совсем рядом. Серенсен и Танкред бросились с двух сторон ему наперерез, мы с Йерном тоже вскочили и попытались помочь. Дорум был очень силен и, не обращая внимания на револьвер в руках инспектора, стряхнул с себя их обоих, а я получил мощный удар в грудь и отлетел к стене. Пытаясь отдышаться, я видел, как он размахивал ручищами, словно рассерженная горилла, а Йерн, упав на пол, вцепился ему в ногу. Но тут инспектор приемом джиу-джитсу все-таки свалил Дорума. Танкред пришел на помощь Йерну, и они вдвоем крепко Держали бородача за ноги.

— Ну, Дорум, — проговорил, утираясь, инспектор, — будете вести себя хорошо? Или мы вас свяжем?

— Я хотел только взять бумаги! — простонал наш пленник и завозился на полу. — Мои бумаги только хотел…

— Что еще за бумаги? — Серенсен посмотрел на Арне, который взирал на происходящее, с улыбкой поигрывая своим фонариком.

— По всей вероятности, имеется в виду контракт. Купчая, по которой он отказывается от права обратного выкупа. Он, наверное, полагает, что я храню документы здесь, в доме. И если он выкрадет контракт, то снова выкупит и дом. Весьма наивно, милый Дорум. Разве вам неизвестно, что документы регистрируются в соответствующих учреждениях? Вам следовало хоть немножко ознакомиться с правилами ведения дел, прежде чем начинать небезопасную карьеру взломщика.

— Это так, Дорум? Из-за этой бумаги? Ну, говорите же, черт возьми!