В вагоне третьего класса

Н. А. Лейкинъ Въ вагон третьяго класса

(Сцены).

Поздъ, состоящій изъ полутора десятка вагоновъ, ожидаетъ третьяго звонка, чтобы отправиться изъ Петербурга въ Москву. Кондукторы сортируютъ по вагонамъ все еще прибывающую публику. По платформ бгаетъ какой-то купецъ съ краснымъ потнымъ лицемъ, заглядываетъ въ окна и отыскиваетъ себ «мстечка поспокойне». Въ правой рук у него объемистая подушка въ розовой ситцевой наволочк, въ лвой — корзина, изъ которой выглядываютъ: горлышко полуштофа, куриный задъ и пеклеванникъ. Въ окнахъ вагоновъ третьяго класса виднются бороды, окутанные платками головы женщинъ. Все это спшитъ перекинуться прощальными словами съ провожающими, стоящими у ршетки противъ вагоновъ. Нкоторые изъ провожающихъ лзутъ за ршетку, но служители и полицейскіе «просятъ честью» удалиться. Въ толп слышатся фразы: «скажи Мавр, что ежели у ней хлба не хватитъ, то пусть Митрофанычу поклонится, а чтобы корову со двора сводить ни — ни…» или «отпиши: что Ваську изъ острога выпустили, аль нтъ?» и т. п.

Въ одномъ изъ оконъ виднется бородатая голова монаха въ клобук. Голова медленно кланяется перевсившейся черезъ перила женщин, покрытой ковровымъ платкомъ, и говоритъ:

— Передайте поклонъ боголюбивому Петру Захарычу, благочестивой Марь Дементьевн и чадамъ ихъ. Платону Семенычу скажите, что ему за его вкладъ на томъ свт будетъ мзда великая, а въ здшней жизни воздастся сторицею.

— Передамъ, батюшка, передамъ… слезливо отвчаетъ женщина.

— Какъ прідешь къ Троиц-Сергію, то сейчасъ вынь части о здравіи всхъ знакомыхъ, говоритъ рыжебородый купецъ своей жен, вышедшей къ нему изъ вагона и стоящей на платформ. Селиверсту Петровичу привези большую просвирку — человкъ нужный.

— Перезабудешь всхъ такъ-то… Ей-Богу… отвчаетъ жена. Вчера бы записать надо… За здравье Лудова-то вынимать, что-ли?

— Ну его!.. Второй годъ пятьдесятъ рублей долженъ и не отдаетъ!..

Слышенъ третій звонокъ. Жена наскоро чмокаетъ мужа въ бороду и спшитъ садиться. Кондукторы со стукомъ запираютъ двери вагоновъ, раздаются дребезжающій свистокъ оберъ-кондуктора и отвтный свистокъ локомотива — и поздъ трогается.

Въ вагон третьяго класса пахнетъ потомъ, хлбомъ и овчинами. Три четверти вагона набито мужиками, бабами, солдатами. Чистая публика держится отдльно. Въ ней особенно обращаютъ на себя вниманіе: рослая усатая барыня, расположившаяся со своими подушками и одеялами на двухъ скамейкахъ, армейскій офицеръ и блднолицый молодой человкъ съ козлиной бородкой, одтый въ высокіе лакированные сапоги, шелковую канаусовую рубаху и какую-то фантастическую, по его мннію, русскую поддевку.

Тронувшійся поздъ ускоряетъ ходъ. У мужиковъ слышенъ гулъ отъ говора. Какой-то пьяненькій наигрываетъ на гармоніи; другой пьяненькій въ замасленной фуражк съ надорваннымъ козырькомъ и въ рваномъ полушубк, подтягиваетъ голосомъ:

   Захотлось намъ узнать да извощика жену…

Все это коробитъ усатую барыню.

— Ей вы, мужики! — кричитъ она, — коли съ благородными людьми въ вагон дете, такъ псенъ не пть и простаго табаку не курить!

— А какой-же курить прикажешь? Французскій что-ль? спрашиваетъ пвшій псню.

— Ты мн не груби, дуракъ, а то тебя на первой станціи высадятъ. Какъ ты смешь мн «ты» говорить?

— Вишь, какая прыткая!

— Ахть ты мерзавецъ? Господинъ офицеръ, заступитесь! обращается барыня къ офицеру.

— Перестань-же, или иди и садись въ другое мсто, замчаетъ офицеръ.

— Зачмъ, ваше благородіе, намъ въ другое мсто? Намъ и здсь хорошо, упирается мужикъ. А ежели вамъ, ваше благородіе, эта псня не нравится, такъ мы другую можемъ…

   Что ты спишь мужичокъ,
   Вдь весна на двор?

— Весною-то и спится, отвчаетъ, поднимая голову, до сихъ поръ дремавшій старикъ въ худомъ армячишк и лаптяхъ.

— Эхъ ты, сдая вшивица! Нешто это къ теб относится? Это такъ въ псн поется, подбоченивается ломаный козырекъ, оставляя пть. — Деревня!

Блдный молодой человкъ въ фантастической поддвк внимательно прислушивается къ разговору.

— А знаешь ли чья это псня? спрашиваетъ онъ.

— А то не знаемъ, что ль? Извстно чья, — Молчановская. Молчановъ ее на Крестовскомъ плъ…

— Анъ и не знаешь чья. Псню эту написалъ такой-же мужичекъ, какъ и ты. Фамилія его — Кольцовъ.

— Написалъ можетъ и Кольцовъ, а поетъ Молчановъ. Это намъ доподлинно извстно. Ты, баринъ, объ насъ что думаешь? Мы тоже питерскіе — по этимъ самымъ гуляньямъ-то тоже балты били, били!…

— Не называй меня, пожалуйста, бариномъ. Я такой же мужикъ, какъ и ты, говоритъ молодой человкъ бъ фантастической поддевк.

— Нтъ, баринъ, зачмъ же? Мы тоже народъ полированный, знаемъ какъ съ кмъ обойтись.

— Нтъ, пожалуйста не называй… Ты видишь, я въ такой же русской одежд, какъ и ты… Пора вамъ забыть слово баринъ.

— Нешто это русская на васъ одежа?

— Конечно, русская, только франтоватая. Ну что, на побывку въ деревню дешь?

— Жену учить демъ, такъ какъ намъ отписано, что она, шкура, барабанная, съ солдатомъ связавшись.

— И не стыдно теб это? Не жаль ее?

— А зачмъ она Бога забыла?

— Ты какой губерніи?