В водовороте

- О, черт возьми, различных убеждений! - воскликнул Миклаков. - У вас ребенок есть, вам бы для него надобно было вместе жить!

- Ребенок, по преимуществу, и заставил меня это сделать, чтобы спасти его от влияния отца.

- От влияния отца спасти!.. - повторил с усмешкою Миклаков. - Как хотите, Елена, а у вас, видно, характер все хуже и хуже становится.

- У вас пуще хорош характер!.. - возразила она ему с своей стороны. Сами вы зачем разошлись с княгиней?

- Ну, мы с ней разошлись на основании весьма уважительной причины.

- А именно?

- А именно потому, что никогда и не сходились с ней.

Елена сомнительно покачала головой.

- Конечно, это очень благородно с вашей стороны, - сказала она: говорить таким образом о женщине, с которой все кончено; но кто вам поверит?.. Я сама читала письмо Петицкой к князю, где она описывала, как княгиня любит вас, и как вы ее мучите и терзаете, - а разве станет женщина мучиться и терзаться от совершенно постороннего ей человека?

- Я не то, чтоб был посторонний ей человек: она говорила, что любит меня, но что все-таки желает остаться верна своему долгу.

- Какому это долгу?

- Да такому, как и Татьяна пушкинская, что вот-де: другому отдана и буду ввек ему верна!

- Меня, знаете, эта Татьяна всегда в бешенство приводит! - воскликнула Елена. - Если действительно Пушкин встретил в жизни такую женщину, то я голову мою готова прозакладывать, что ее удерживали от падения ее генеральство и ее положение в свете: ах, боже мой, как бы не потерять всех этих сокровищ!

- Может быть! - согласился Миклаков. - Но мою госпожу другое останавливало... - присовокупил он с усмешкой.

- Другое? - спросила Елена.

- Да!.. Она боялась в этом случае бога, греха и наказания за него в будущей жизни.

Лицо Елены сделалось удивленное и насмешливое.

- После этого она просто-напросто дура! - проговорила она.

- Не очень умна! - согласился Миклаков.

- Но я одного тут не понимаю: каким образом вы могли влюбиться в подобную женщину и влюбиться до такой степени, что целые полтора года ездили за ней по Европе.

- Эта самая непорочность больше всего и влекла меня к ней... Очень мне последнее время надоели разные Марии Магдалины[64]!.. Но кто, однако, вам сказал, что мы с княгиней больше не встречаемся? - спросил в заключение Миклаков.

- Жуквич! Ему кто-то писал об этом из Парижа! - отвечала Елена.

- А! - произнес Миклаков. - Поэтому он еще здесь?

- Здесь! Он тут через два нумера от меня живет! - отвечала Елена не совсем спокойным голосом.

- Вот где!.. - произнес не без ударения Миклаков. - Так вы, значит, к нему под крылышко переехали?

- Не к нему, но потому, что я только эту гостиницу и знала в Москве; а переехать мне надо было поскорее, - проговорила Елена, еще более смутясь. Скажите, однако, не знаете ли вы, что он за человек?.. Собственно, я до сих пор еще не могу хорошенько понять его.

Миклаков подумал некоторое время.

- Человек, как вы видите, неглупый... плутоватый, кажется... проговорил он.

- Но я подозреваю, что он предводитель какой-нибудь большой польской партии! - подхватила Елена.

- Нет, не думаю! - возразил Миклаков.

- Непременно так! - продолжала Елена. - Потому что он тут хлопочет, делает сборы на помощь польским эмигрантам.

- Ну, немного еще, видно, собрал... - заметил с усмешкой Миклаков.

- Это из чего вы заключаете? - спросила Елена.

- Из того, что некоторые из эмигрантов в поденщики идут на самые черные работы.

Елена при этом даже изменилась в лице.

- Я знаю, по крайней мере, что несколько времени тому назад он послал им в Париж значительную сумму! - проговорила она.

- Не слыхал-с этого!.. Знаю только, что господа польские эмигранты составляют до сих пор один из главных элементов парижского пролетариата.

- Странно, - произнесла Елена, видимо, желавшая скрыть обеспокоившую ее мысль.

Миклаков между тем встал с тем, чтобы уйти.

Елена тоже встала.

- Когда же мы опять увидимся? - спросила она.

- Нескоро, я думаю, потому что я завтра уезжаю в Малороссию.

- В Малороссию?.. Это зачем?

- По двум причинам... Во-первых, я за границей климатом избаловался, мне климата хорошего желается, а здесь холодно; кроме того, на днях княгиня возвращается в Москву к своему супругу.

- Возвращается? - повторила Елена, как бы уколотая чем-то.

- Возвращается-с; и так как я вовсе не желаю, чтобы про меня говорили, что я всюду следую по пятам княгини, то и уезжаю отсюда.

- Просто, я думаю, боитесь за себя, что не утерпите и прибежите поглядеть на свое холодное божество, а потом, чего доброго, опять, пожалуй, начнете поклоняться ему! - заметила Елена.

- Нет-с, нет!.. Другой раз таким дураком больше не буду! - воскликнул Миклаков, отрицательно кивая головой и уходя.

Елена между тем, после его посещения, сделалась еще более расстроенною: у ней теперь, со слов Миклакова о продолжающейся бедности польских эмигрантов, явилось против Жуквича еще новое подозрение, о котором ей страшно даже было подумать.

X

В одно утро Елпидифор Мартыныч садился на свою пролетку, чтоб ехать по больным, как вдруг перед ним, точно из-под земли, выросла Марфуша, запыхавшаяся, расстроенная и испуганная.