В водовороте

- Но ваши средства были так ничтожны, что на них нельзя было существовать. Елизавета Петровна мне призналась, что до моей маленькой помощи вы не имели дров на что купить, обеда порядочного изготовить, и если вам не жаль себя и своего здоровья, так старуху вам в этом случае следует пощадить и сделать для нее жизнь несколько поспокойнее.

- Я нисколько не обязана эту старуху особенно успокоивать! - возразила Елена.

- Как не обязаны!.. Она вам мать! - воскликнул даже с удивлением князь.

- Что ж такое мать! - отвечала, в свою очередь, с запальчивостью Елена.

Князь пожал на это плечами.

- То, что в нас есть чисто инстинктивное и совершенно бессознательное чувство любви родителей к детям и детей к родителям! - возразил он ей.

- Да, родителей к детям - это так: и оно дано им природой в смысле поддержания рода, чтобы они берегли и лелеяли своих птенцов; дети же обыкновенно наоборот: как получат силы, в них сейчас является стремление улететь из родного гнезда. Конечно, есть родители, которые всех самих себя кладут в воспитание детей, в их будущее счастье, - те родители, разумеется, заслуживают благодарности от своих детей; но моей матери никак нельзя приписать этого: в детстве меня гораздо больше любил отец, потом меня веселил и наряжал совершенно посторонний человек, и, наконец, воспитало и поучало благотворительное заведение.

С каждым словом Елены князь становился все мрачнее и мрачнее. Он совершенно соглашался, что она говорит правду, но все-таки ему тяжело было ее слушать.

- Вы, может быть, действительно, - начал он, не поднимая глаз на Елену, - имеете некоторое право не заботиться очень много о вашей матери, но вы теперь должны уже подумать о самой себе: вам самим будет не на что существовать!

- Почему же мне не на что будет существовать? Я жалованье имею.

- То есть имели!.. Вот прочтите эту бумагу, которую прислали о вас Анне Юрьевне, - проговорил князь и подал полученное Анной Юрьевной письмо, которое он, уезжая от нее, захватил с собой.

Прочитав письмо, Елена страшно изменилась в лице. Князь никак не ожидал даже, чтобы это так сильно ее поразило.

- Что ж, разве Анна Юрьевна и выгонит меня по этому письму? - спросила она с раздувшимися ноздрями и дрожащим немного голосом.

- Анне Юрьевне делать больше нечего, она не может не послушать данного ей приказания, - отвечал неторопливо князь.

- Нет, этого нельзя!.. Этого не должно быть!.. - возразила Елена. - Вы, князь, извольте хлопотать как угодно!.. Поднимите все ваши аристократические связи и отстойте меня!..

- Весьма рад бы был, - сказал тот, - но тут ничего не поделаешь; вы прочтите, кем подписано письмо: этих господ никакими связями не пересилишь!

- Поэтому я так и погибать должна? - спросила Елена.

- Но зачем же погибать, друг мой милый? Вдумайтесь вы хорошенько и поспокойней в ваше положение, - начал князь сколь возможно убедительным голосом. - На что вам служба?.. Зачем она вам?.. Неужели я по своим чувствам и по своим средствам, наконец, - у меня ведь, Елена, больше семидесяти тысяч годового дохода, - неужели я не могу обеспечить вас и вашу матушку?

- Я не хочу моей матери обеспечивать, - понимаете вы?.. Я еще давеча сказала, что ей довольно мною торговать! Если вы хотите ей помогать, так лично для нее, но никак не для меня!.. Чтоб и имени моего тут не было!

- Прекрасно: я ей буду помогать лично для нее; но как же вы-то, чем будете жить? Позволите вы мне вам предложить что-нибудь для вашего существования?

- Теперь, конечно, давайте! Не с голоду же умирать! - отвечала Елена, пожимая плечами. - Не думала я так повести жизнь, - продолжала она почти отчаянным голосом, - и вы, по крайней мере, - отнеслась она к князю, поменьше мне давайте!.. Наймите мне самую скромную квартиру - хоть этим отличиться немного от содержанки!

- Вы помешаны, Елена, ей-богу, помешаны! - сказал князь.

- Ну да, разумеется, помешанная: думала всю жизнь сама собой просуществовать, а судьба-то и пристукнула: "Врешь!.. Помни, что ты женщина! А негодяи-мужчины давным-давно и всюду отняли у вас эту возможность!.."

Князь ничего ей не возражал: его по преимуществу беспокоило то, что Елена, в ее положении, волнуется и тревожится.