В водовороте событий

Моя жена заведовала большой школой под Парижем. Детей к этому времени оставалось уже мало, так как большинство родителей увезли ребят из Парижа. Школу надо было срочно эвакуировать: она находилась рядом с заводами Рено, где производились танки и броневики для французской армии. Мы стали подыскивать помещение в той местности, где работал я. Но владельцы не хотели сдавать своих замков под школу или же заламывали бешеные деньги. Наконец через бюро реквизиций в Орлеане нам удалось найти прекрасное помещение в имении крупного парижского фабриканта автомобильных радиаторов Шоссона. По приказу бюро он сдал школе дом с садом, все в крайне запущенном виде, но поставил условием внести арендную плату за шесть месяцев вперед. Сумма была невелика, но само требование уплаты вперед говорило о том, что владелец, очевидно, не очень-то верил в успехи французского оружия. Дом был снят и отремонтирован в течение нескольких дней. Но местная мэрия прислала вдруг извещение, что она реквизирует дом — и не более не менее, как для самого владельца, ибо в замке должны были быть размещены эвакуируемые из Парижа архивы его завода. Приказ о возвращении дома владельцу исходил из того же самого бюро, которое две недели тому назад реквизировало дом Шоссона под школу.

Жена пошла в мэрию протестовать против этой реквизиции. Она указывала, что выбрасывать на улицу детей ради каких-то частных архивов — преступление, но крупный землевладелец миллионер Шоссон был здесь человеком влиятельным, и мэрия предпочла не портить с ним добрососедских отношений.

Вероятно, школе пришлось бы все-таки убраться из этого помещения, если бы несколько дней спустя сами события не решили спора: германские войска подходили, родители забрали почти всех ребят, а мэрия в полном составе бежала на юг.

В начале июня моей жене удалось все-таки перевезти на автомобилях свою школу из Парижа и кое-как устроить детей и обслуживающий персонал. Они поместились в пяти километрах от моего дома.

Каждую ночь над нашей местностью почти непрерывно гудели германские самолеты. Собака, которую моя жена привезла из Парижа, глухо выла. Учительницам казалось, что немцы сбрасывают парашютистов, что кто-то невидимый бродит кругом по лесам.

В эти дни между 10 мая и 15 июня по всей Франции прошла волна страха перед немецкими парашютистами. Гитлеровское командование действительно сбросило их немало. Наши крестьяне рассказывали, что парашютисты — обычно в штатском, переодеваются даже женщинами или священниками. Парашютисты чудились повсюду. Старики и лесные сторожа, вооружившись допотопными охотничьими ружьями, с грозным видом обходили леса и поля, требуя от всех незнакомых предъявления документов.

Мэр деревни, в которой была расположена школа, получая от властей один противоречивый приказ за другим, в конце концов потерял голову и передал все дела секретарю, старенькому чиновнику, который еще ни разу в жизни ничего не делал без приказа свыше. Но и получив приказ, он никогда его не выполнял, а всякий раз спрашивал у начальства дополнительные инструкции, даже если все было абсолютно ясно. Таким образом он выигрывал время, ибо ответ из Орлеана, который находился в 35 километрах от деревни, приходил никак не раньше чем через два месяца.

Пустынная дорога, пролегавшая мимо наших деревень, снова оживилась. Появились сначала одиночные машины, потом группы машин и, наконец, целые вереницы мчавшихся из Парижа полным ходом автомобилей. Все они были нагружены до отказа людьми, чемоданами, узлами, тюфяками. Тюфяки обычно клали на крыши машин в два-три слоя и, кроме того, маскировали ветками, чтобы скрыть от самолетов. Затем показались велосипедисты. За ними двигались пешеходы, повозки, похожие на лавки старьевщиков. Многие шли пешком, катя перед собой детскую коляску или даже просто тачку, заваленную домашним скарбом. Поверх груза обычно красовалась корзина с кошкой, клетка с канарейкой или важно восседала собака. В первых числах июня мимо нашего дома день и ночь двигался поток беженцев, направлявшихся на юг. Вдоль дорог, на откосах, в полях и лесах ночью горели бесчисленные костры, около которых толпились люди, слышались голоса, споры, доносился запах варева. Для костров рубили первые попавшиеся деревья, часто даже фруктовые, посаженные вдоль дороги. Лесные сторожа пытались помешать истреблению лесов, но где им было справиться с бесчисленной и все растущей толпой. Часто к нам в дом заходили беженцы напиться или, прослышав, что в доме живет врач, за медицинским советом.

С каждым днем людской поток становился все гуще. Дорога стала похожа на центральную парижскую улицу. Ночью из лесов доносились испуганные крики потревоженных фазанов и филинов.