В водовороте событий

Постепенно черный рынок стал доступен только очень богатым людям. Средние и мелкие буржуа разорялись. Цены росли. В делах был полный застой, банки проводили сокращения служащих, заводы, не работавшие на оккупантов, увольняли рабочих или же прекращали свое существование. Торговать стало нечем, мануфактура исчезла. В больших универмагах продавщицы встречали покупателей неприветливо, почти грубо, и всячески старались скрыть от них то немногое, что еще оставалось в магазине. Как-то жена спросила знакомую продавщицу, почему они так поступают. Та объяснила:

— У нас почти нет товаров и новые не поступают. Когда кончаются товары, отдел закрывают и увольняют служащих. А куда мы денемся? Вот мы и затягиваем распродажу, отгоняем покупателей, чтобы подольше протянуть.

Французские власти издали приказ, по которому ни один владелец магазина не имел права закрыть торговлю и распустить служащих, даже если ему нечем торговать. Мелкие торговцы, не имеющие служащих, а теперь и товаров, оставляли свою лавку открытой, а сами промышляли на черном рынке или же часами сидели у дверей, толкуя о событиях.

Рабочие, служащие, интеллигенция могли доставать продукты только одним путем: сесть в поезд или на велосипед и отправиться в провинцию. Велосипед еще можно было найти, хотя платить за него приходилось дорого. Велосипеды стали единственным средством сообщения с провинцией, а также служили для перевозки багажа. В январе 1941 г. появились даже такси-велосипеды: маленькая колясочка на два места, на велосипедных колесах, которую тащили два велосипедиста. При подъемах в гору им приходилось слезать с машин и везти колясочку руками. Стоили эти такси дорого, и их было очень мало. Парижское население с первого же дня возненавидело эти «такси». Парижане видели в них унижение человеческого достоинства. Особенно их возмущало, когда в такие такси усаживались гитлеровские солдаты — офицеры их не нанимали. Поначалу парижане набрасывались на этих парижских «рикш», портили машины, ломали колясочки. Потом постепенно привыкли, но пользовались этим видом транспорта крайне редко.

Надо сказать, что и гитлеровские солдаты этим видом транспорта пользовались мало: в их распоряжении были автомобили.

Париж стал городом велосипедистов. Такси и грузовики совершенно исчезли. По пустым улицам с большой скоростью носились только германские военные машины.

На почве недоедания здоровье населения Парижа катастрофически ухудшалось. Смертность превосходила рождаемость более чем вдвое. Крупных эпидемий, правда, не было, но люди умирали от обострения хронических болезней, туберкулеза и т. д.

В городских больницах питание настолько ухудшилось, что больные предпочитали лечиться дома, больницы пустовали. Многие больные перестали ходить на консультации, так как не могли выполнять советов врачей, не могли получить нужных лекарств, которые, впрочем, исчезли из продажи. Пропал перевязочный и антисептический материал: его также забрали оккупанты… Оказавшись отрезанными от всего мира, французы поняли, как много, и притом самого необходимого, получали они из-за границы: рис — из Индокитая, пряности — из Индии и т. д. Мало знавшие экономику своей страны, они теперь основательно изучили ее на собственном опыте.

У частных врачей количество пациентов сократилось, хотя и самих врачей стало значительно меньше: большинство не вернулось из великого исхода, врачи-евреи постепенно перебирались в неоккупированную часть Франции, где их по крайней мере не расстреливали. Но и там им пришлось нелегко: правительство Виши к началу весны 1941 г. вообще лишило их права практики.

Чуть лучше кормили в хирургических клиниках. Когда положение с продовольствием в Париже особенно осложнилось, в эти клиники устремились в огромном количестве больные — не для операции, а для того, чтобы хоть немного подкормиться. Если при этом им вырезали отросток слепой кишки или вправляли грыжу, они не протестовали. В Париже разразилась, таким образом, настоящая эпидемия хирургических операций.

Но хирургам стало трудно работать: не хватало перевязочного материала, инструментов, резиновых перчаток.

По официальным данным, средняя смертность во Франции обычно составляла около 15 на 1000 жителей в год. В 1940 г. она сразу подскочила до 18,5, а в 1944 г. — до 19,6 на 1000 жителей. Почти на 30 % увеличилась смертность от туберкулеза. В действительности смертность была более значительной, так как в приведенные данные, во-первых, не вошло число военных и гражданских лиц, погибших в результате военных действий. Во-вторых, сюда не вошли данные о казненных оккупантами и властями Виши людях, число которых достигало нескольких десятков тысяч. Особенно возросла смертность в Париже и в других крупных городах Франции, так как продовольственное положение там было особенно тяжелым.