— Не появились ли в трактире сомнительные люди? Не искали вас? Не было ли случая, когда вы в чьих-то домах были а гостях? Сколько человек знают, что вы остановились в доме Ро Ген Ду?
Такие расспросы сыпались нам один за другим. И моя мать еще раз наказывала: куда бы ни пойди — молчи, что ты сын Ким Хен Чжика, будь осторожен и внимателен в каждом деле, пока мы не уйдем в новое местечко.
И в Линьцзяие она из-за нас не могла спать спокойно. Послышится ночью, глухой и темной, какой-то шорох на улице, — она встает с постели и, затаив дыхание, прислушивается ко всему вокруг.
Так она ни минуту не была в покое, боясь, как бы не грянула беда на детей. Ну, а что же побудило ее, вот такую, быть столь решительной в тот день, когда она направила нас в Линьцзян?
Это была, я уверен в этом, настоящая любовь матери-революционерки к своим детям!
На свете не найдешь еще такой горячей, такой искренней, такой неизменной любви, как материнская. Пусть она тебя и поругает и побьет, но никогда не чувствуешь боли, — такова любовь материнская. Для детей мать готова снять с неба звезды такова любовь матери. Такой щедрой любви нег цены.
И сейчас у меня порою во сне мелькает светлый образ матери, такой, какою она была в те незабываемые дни. Это бессмертно…
7. Наследие
В пору, когда мы жили в Бадаогоу, частым гостем у нас был человек по фамилии Хван. Он оставил неизгладимый след на жизненном пути моего отца. В Хучхане спас моего отца из лап японской полиции именно он.
Отец перебрался в Корею в Пхопхен, чтобы установить связи с организациями. Конспиративной явкой была небольшая столовка, где продавали куксу. Близ нее отец попал в засаду полиции. Доносчиком оказался Сон Сэ Сим, который имел трактир за моим домом. Лазутчик довольно часто бывал у нас в гостях. Вплотную сидел у отца и льстиво играл языком, пуская в ход слова «господин Ким». Отец пока не знал, что Сон Сэ Сим шпик.
Полицейский департамент генерал-губернаторства держал дело с арестом моего отца в совершенном секрете. Цель ясна: обнаружить подпольные организации. Итак в Северопхеньанское провинциальное полицейское управление была срочно послана группа чиновников высокого класса для расследования дела о моем отце. Старшему полицейскому Акисима и еще одному рядовому Пхопхенского полицейского участка было поручено срочное задание: привезти под конвоем арестованного до провинциального полицейского управления в Синичжу через Хучханский участок. Враги в пожарном порядке приняли такие меры не без основания. Они опасались, как бы не освободили арестованного бойцы Армии независимости, которые действовали в бассейне реки Амнок.
Пока был задержан мой отец в Пхопхене в камере предварительного заключения, полицейские не подпускали мою семью к участку, и мы даже не знали, что направят его под конвоем в Синичжу.
К нам прибежал Хван и сообщил об этом матери:
— Вы слишком-то не убивайтесь. Адвоката вызову. Пусть на это пойдет все хозяйство семьи. Дождусь до судебного процесса, потом вернусь. Только дайте мне несколько бутылок водки, если есть у вас.
Хван забрал в плетенную из сыти кошелку несколько бутылок горькой и одну связку сушеного минтая и чуть поодаль незаметно следовал за моим отцом.
Полицейские отправились рано утром. Почти к обеденному часу добрались до села Енпхо, где находился трактир. У них, по-видимому, здорово животы подвело, и они попросили трактирщика приготовить им обед. Хван, дошедший до села вслед за конвоем, вошел в трактир и решил не упустить своего шанса, норовя его использовать. Тут-то пришелец, вынув горилку из кошелки, предложил полицейским выпить.
Поначалу они отказались: мол, видишь сам, преступник под конвоем. Хван привязчиво пригласил их на попойку, и они, наконец, начали брать кружки одну за другой, говоря:
— Ты, вижу, добренький дядя.
Хитрый Хван, не упустив шанса, сказал опьяневшим:
— А все-таки надо же покормить арестанта-то.
И «обработал» полицейских, заставив их снять хотя бы с одной руки моего отца наручник. Хван выпил здорово, но не был во хмелю. А вообще-то он был не дурак выпить.
Крепкая водка свалила Акисиму и рядового полицейского, который был корейцем. Языки на плечо, и конвойные захрапели.
В ту минуту мой отец, с помощью доброго мудреца, снял с себя наручники, и они выбежали из трактира. Вдвоем вскарабкались на гору Пёчжок, что тут напротив, и добрались до ее вершины. Начал падать снег.
Пьяные очнулись и остолбенело вылупили глаза, — их подконвойного не оказалось. Беспорядочно паля в воздух, они гонялись за моим отцом. Вражья пальба грозила гибелью, и на вершине ему пришлось расстаться с Хваном. После этого отцу уже не довелось повстречаться с ним.
После освобождения Кореи я делал все возможное, чтобы найти этого Хвана. На земле уже устроен хороший мир, но почему-то не сразу нашлись те, кто в трудный час, рискуя своей жизнью, не колебались, оказывая помощь моему отцу.
Хван, я бы сказал, готов был подняться и на эшафот за моего отца. Он был ему настоящим другом, верным товарищем.