В водовороте века. Мемуары. Том 2

Если бы Чвэ Иль Чхон остался жив, то непременно та книга вышла бы в свет. Тогда появились бы интересные исторические материалы, связанные с историей нашей революционной деятельности.

С той поры утекло много воды, мало осталось в живых тех, кто мог бы вспомнить период антияпонских революционных лихолетий. Тем более мало осталось людей, могущих вспомнить ранний период нашей деятельности. И моя память не безгранична. Многое из пережитого забыл и я, бывает и такое, что из-за туманности прошлого не могу точно вспомнить даты и людей.

Из людей, оказывавших нам помощь в Южной и Средней Маньчжурии, особенно сильное впечатление оставила Чон Ген Сук, невеста Ким Ри Габа.

Ким Ри Габ, будучи главным героем инцидента с «Цзиньгангуанем» («Дачэнгуань»), выступает и в «Кратком очерке истории корейского революционного движения за рубежом».

Весной 1930 года полицейские из японского консульства, переодетые китайцами, ворвались в дом О Сан Хона (О Чхун Я) на улице Фусинцзе в Гирине. Варвары, заткнув Ким Ри Габу рот и связав ему руки и ноги, увезли в Чанчунь.

Впоследствии на судебном процессе его приговорили к тюремному заключению сроком на 9 лет и отвезли в тюрьму в Далянь.

Родители Чон Ген Сук были против бракосочетания своей дочери с таким революционером, как Ким Ри Габ. Но она решительно шла вопреки воле родителей, бросила дом и уехала в Далянь к любимому. Тогда ей было всего лет 18–19. Она поступила на текстильную фабрику, возглавила там комсомольскую организацию, искренне помогала Ким Ри Габу, заточенному в тюрьму.

Об этом мне рассказывал Тун Чанжун, работавший секретарем Восточноманьчжурского Особого комитета. Когда он вел подпольную партийную работу в Даляне, повидался с Чон Ген Сук. Тронутый ее пламенной, искренней любовью к революционеру, он говорил: «После встречи с ней убедился, что корейская женщина отличается беззаветной верностью и непоколебимой волей».

Слушая его, и я был растроган ее благородными качествами. Я вновь восстанавливал в памяти ее образ: когда я прибыл в Ванцинмынь на съезд Молодежной федерации Южной Маньчжурии, она приготовила мне ужин и намекнула на террористический план группировки Кунминбу. И считал я Ким Ри Габа настоящим счастливцем.

Нет конца рассказам о тех многочисленных благодетелях, которые варили нам кашу, собирали, кроха по крохе, деньги и давали их нам на оплату за обучение и на дорогу, когда мы, коммунисты нового поколения, исходили по обширным землям Маньчжурии, чтобы спасти нацию.

Не перечесть еще таких людей, о которых до сих пор нам неизвестно: где они, живы ли они или нет. Появились бы они хоть и сейчас, я чувствовал бы себя облегченно, будто свалилась бы гора с плеч. Как было бы хорошо, если я мог бы угостить их хоть разок и вместе с ними поделился бы копившимися десятилетиями заветными воспоминаниями!

Но вряд ли я могу таким образом отплатить им за все их усилия и услуги, за их искренность, проявленную ко мне в былые годы.

Я думаю: сделать жизнь народа еще богаче, предоставить ему еще больше благ, довести до победного конца революцию, начатую при поддержке и помощи народа, — вот что является наивысшей отплатой и подарком им. Не сделав такой отплаты, никто из коммунистов не вправе говорить, что он выполнил свой долг перед народом.

ГЛАВА ПЯТАЯ Народ — под оружьем (январь 1931 — апрель 1932)

1. Многострадальная земля

Вихрь белого террора, вспыхнувший в связи с восстаниями 30 мая и 1 августа, с нарастающей силой охватывал обширные земли Маньчжурии, вступая в 1931 год. Враги повсюду устраивали кровавые бойни с тем, чтобы выкорчевать революционные силы, которые корейские коммунисты и патриоты подготавливали большими усилиями в течение многих лет.

Когда я прибыл в Восточную Маньчжурию, там положение было еще более напряженным, чем в Южной и Средней Маньчжурии. Последствия восстаний здесь были более жестоки и пагубны. Увидев головы повстанцев, повешенные на шестах у ворот Наньмынь в Дуньхуа, я мог представить себе, каким безжалостным репрессиям подвергают враги революционные силы.

Даже после восстаний 30 мая и 1 августа фракционеры-низкопоклонники, зараженные догматизмом и мелкобуржуазным ячеством, по случаю дня национального унижения, годовщины Октябрьской революции, годовщины Гуанчжоуского восстания и других памятных дат непрерывно поднимали восстания. Такие бунты повторялись несколько сотен раз под предлогом общественного долга отметить какой-то памятный день, защиты урожая, выступления против шантажа и т. д. Это и подстрекало врагов продолжать террор из года в год.

В ходе этих репрессий были разрушены почти все революционные организации в Цзяньдао, арестованы и подвергнуть смертной казни даже люди, снабжавшие повстанцев пищей не говоря уже об активистах, боровшихся в первых рядах. Понесли немалый ущерб также и те организации, которые мы восстановили год назад, направляясь в бассейн реки Туман.