— Товарищ командир! Этот человек очень добр, он чем-то напоминает мне сяованцинского помещика Чана и еще тумыньского помещика…
Что касается помещика Чана, то этот человек оказывал немало добрых услуг партизанам, но, к сожалению, советское правительство принудительно отправило его в Дадучуань. А тумыньский помещик был человеком совестливым и добрым. Это он по нашей просьбе пожертвовал ткани и вату, которых хватило на изготовление 500 с лишним комплектов военного обмундирования, а также другие материалы. Тогда китайские антияпонские отряды испытывали нехватку обмундирования. И мы из его ткани сшили одежду и выдали ее китайским антияпонским отрядам, расквартированным в Сяованцине и его окрестностях.
Тумыньский помещик часто приходил в Шилипин к своим родственникам. Однажды наши товарищи, узнав об этом, задержали помещика с тем, чтобы потребовать от него помощи в материальном обеспечении наших отрядов. Но как только мы возвращались из района, контролируемого врагом, некоторые товарищи из числа руководства освободили его, заметив, что прибегать к подобным методам нельзя. Узнав об этом, я приказал бойцам вернуть обратно того помещика, который уходит из партизанского района. Встретившись с ним, я откровенно рассказал ему о сложившемся положении дел с обмундированием китайских антияпонских отрядов. Помещик согласился удовлетворить нашу просьбу. После возвращения домой он сдержал свое слово…
Я коротко рассказал Хан Хын Гвону о только что случившемся с нами в поселке:
— Товарищ командир роты, не верь ни одному слову этого льстеца. Это такой подлец, что даже не хотел открыть ворота и приютить путников…
Выслушав меня, Хан Хын Гвон кисло улыбнулся — он вовсе не ожидал такого. От гнева и возмущения у него сжимались кулаки.
— Вот он оказывается, каков на самом деле. Да, такому подлецу не должно быть никакой пощады. Давайте осудим его и расстреляем!
Возбужденный Хан Хын Гвон не находил себе места, но я только махнул рукой.
— Перестань! Расстрелять одного помещика? Что толку от этого? Лишний шум поднимется… Лучше его вразумить как следует, чтобы он дорожил совестью корейца.
— Тогда мы пойдем и проучим помещика. Можно ли оставлять безнаказанным такого, как эта собачья блоха?
— Но не уподобляйся местным бандитам. Понял? Я беспокоился, что Хан Хын Гвон позволит себе переступить черту нашего закона, а поэтому счел нужным заранее предупредить его.
Едва только появился Хан Хын Гвон в доме помещика, как этот весьма сообразительный и наблюдательный человек, подойдя к нему, тихонечко спросил: кто, мол, из вас тут главный начальник? Ясно было, о чем он думает — хочет пригласить к себе и угощать только начальника и некоторых других командиров, а к остальным ему нет никакого дела. Пусть они размещаются по другим домам. Этот скупой хитрец и шагу не мог ступить, не извлекая для себя какой-либо выгоды.
Хан Хын Гвон представил себя главным начальником и как бы невзначай сказал:
— Вижу, вам живется безбедно. Если даже мы проживем у вас примерно два месяца, видать, вам нипочем.
— Что вы говорите! Несколько дней кое-как обойдется, но куда там — целые два месяца?
Лицо у помещика побледнело, видать, он действительно поверил, что партизаны намерены пробыть у него месяца два.
О чем бы ни говорил помещик. Хан Хын Гвон прикидывался равнодушным к его словам. Наоборот, с его уст то и дело срывались новые то загадочные, а то и просто ошеломляющие слова, от которых помещик чуть не впадал в обморок.
— Господин хозяин! Мои подчиненные вот уже несколько месяцев не пробовали мяса. Сколько у вас свиней? А риса тоже, думаю, достаточно в этом доме? Видать, сотня мешков найдется? Надеюсь, у вас не то, что в других домах…
— Что вы? Откуда же сто мешков? Как бы не так! Другие семьи-то хотя и питаются жидкой похлебкой, но у всех тоже есть рис, они только прикидываются бедными.
— Меня не касается, много у вас риса или мало. Все равно вы должны угощать нас! Вы богатый человек. Напрасно вы трясетесь из-за пустяков. И если в вас жива совесть корейца, то вы обязаны внести свою лепту в достижение независимости страны. Кого же нам тогда беспокоить, если не таких, как вы? Опустощать ли нам чаны у бедных? И без того они испытывают острую нехватку продовольствия на период сельскохозяйственных работ. А без еды как они будут заниматься земледелием?
Убитый мнимыми угрозами Хан Хын Гвона, помещик зарезал свинью, приготовил рис. Даже бойцы, расквартировавшиеся в других домах, не трогали их риса, брали его у помещика и варили там кашу. Конечно, если бы этот помещик относился к нам как к людям, то он не попал бы в такую беду.
Проучив таким образом помещика, Хан Хын Гвон возвратился ко мне даже со взятыми у помещика циновкой и одеялом, беспокоясь о моем ночлеге. Вообще-то наш командир роты был очень большим шутником.
Вечером того дня в доме простодушного крестьянина, предлагавшего нам ячменную похлебку, мы варили кашу из помещичьего риса, принесенного Хан Хын Гвоном. Глаза у бедняги полезли на лоб:
— Не будет ли беды?