Читаем В водовороте века. Мемуары. Том 3 полностью

— Говорю я это не потому, что я корейский революционер. Я настаиваю, что корейцы непременно должны создать свою компартию. Если принимать объявление о роспуске Компартии Кореи за вечное лишение права корейских коммунистов на восстановление своей партии, то это равнозначно самоубийству. У корейцев справедливое, законное право иметь свою партию, на это никто не в праве посягнуть. Хватит жизни на задворках чужого дома год-два, но ведь нельзя же всегда жить на со держании у других.

Утверждение Паня о том, что корейские коммунисты должны восстановить свою партию, полностью совпало с нашим курсом на создание партии, выдвинутым в Калуне. Из этих его слов я черпал новые силы.

— Правильно. Не стремиться корейцам восстановить свою партию все равно что отказаться от корейской революции. Так надо рассматривать дело. Мы не должны стать таким сбродом, который зря тратит время, живя в чужом доме с оглядкой на других. Исходя из такой позиции, мы уже три года назад выдвинули новый курс — курс на основание партии по методу «снизу вверх» — создать в первую очередь низовые парторганизации, потом добиваться их укрепления и расширения. И надо сказать, что мы уже успели основать парторганизацию, названную союзом товарищей Консор.

Я досконально объяснил Паню об историческом процессе рождения нашей первой парторганизации и о различных эпизодах, которые я на собственном опыте испытал в дни ее создания и расширения.

Пань с глубоким вниманием прислушивался к моим словам.

— Если я мечтатель, то вы, я бы сказал, заядлый практик. Ну-ну, здорово. А слушайте, беда ведь в том, что слишком много фракций внутри коммунистического движения Кореи. Так что не надо признавать мужланов, занимающихся сектантством. Надо взять новый старт непременно за счет молодых людей. Не ликвидировав сектантство, ничего не добьешься. Немало фракционеров стали псами япошек. А многие из других мужланов, которые не стали псами япошек, утонули в фракционных кляузах, пренебрегая интересами революции. Они с головой ушли в грызню за гегемонию. Чтобы бороться с фракционерами, нам надо успешно вести антияпонскую борьбу. В ходе этой борьбы окрепнут ряды, сплотит свои силы актив-таким путем и будет заложена основа создания партии.

Его слова сильно взволновали меня. Конечно, мысль эта для нас отнюдь не нова. Создавать партию из числа новой, молодой смены, не отравленной сектантством, — таков был основной курс, на котором настаивали мы уже давно. Во мне еще более укрепилась решимость укомплектовать ряды актива из корейцев и, сплачивая их, создать партию, непременно добиться великого дела освобождения Родины.

Мы с Панем обсудили вопросы о международном коммунистическом движении, о Коминтерне, о создании в Корее партии и пришли к полному единству мнений. Все это было для меня как путь к счастью.

Тема нашего разговора непринужденно перешла к проблеме, связанной с советами, к которой приковано всеобщее внимание жителей Цзяньдао. Откровенно говоря, в то время меня неудержно охватило желание узнать, что думает Пань о власти советов, к которой повернулся спиной народ и теперь оплевывает ее и чурается. Хотелось рассеять свои сомнения.

— Для вас, Лаопань, это первая поездка в Цзяньдао. Между прочим, скажите, какие у вас впечатления после осмотра партизанского района? — начал я разговор как бы на отвлеченную тему.

В ответ на мой вопрос он порывисто расстегнул пуговицы верхней одежды и с силой раскинул полы. И сразу же довольно громко начал говорить о своих впечатлениях о партизанском районе.

— Первым делом я хотел бы выразить уважение к революционерам, ко всем жителям Цзяньдао, которые построили на этой никчемной земле особый край, такой, как партизанский район. Признаться, люди Цзяньдао много потрудились, много хлебнули горя. Но я должен с большим сожалением сказать о том, что в этом замечательном мире бродит зловещий призрак.

Слушая его возбужденную речь, я понял, что он охвачен большим волнением.

— Призрак? Что вы имеете в виду? — спросил я.

Пань достал из поданного хозяином Ли Чхи Бэком кисета обильную дозу измельченных листьев крепкого табака и начал свертывать самокрутку.

— Я имею в виду прежде всего левацкую линию советов. Именно это левачество ломает пирамиду заслуг, сложенную с таким трудом людьми Цзяньдао. Никак не могу этого понять. Разве могли коммунисты Цзяньдао до того терять здравый смысл? Неужели они не сыграли роль правофланговых в маньчжурской революции?

— Из-за этого левачества и у меня, кажется, на висках появляется седина…

— Страшно, что люди становятся такими одураченными… Встречаю и разговариваю с ними, а они, знаете, оказываются полными невеждами в рассуждениях о власти советов в России. За плечами того же Тун Чанжуна большой боевой опыт, он человек с мягким характером, а вот туда же… Возможна всякая оплошность, но… Не случайно, что люди подавали жалобы в Коминтерн. Нетрудно представить, что вы пережили за это время.

Пань глядел на меня полными сострадания глазами.

— Не беда, если одному мне приходится переживать! Тяготит меня главное — людям не дает покоя разгул левачества.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное