В воздухе - ’яки’

У ведущего крайней пары штурмовиков в воздухе почему-то не убрались "ноги", и он со своим ведомым стал заметно отставать от остальных. Тогда командир группы истребителей по радио приказы Василию Звереву с его ведомым Сергеем Долгалевым прикрыть четверку Илов, уходивших все дальше на запад, а сам с остальными ребятами вернулся оберегать отставшую пару штурмовиков от всяких неожиданностей.

Подойдя к цели, Зверев увидел, что над ней кружат около 10 вражеских истребителей. Моментально оценил обстановку и предупредил по радио своих подопечных об опасности.

Четыре Ила и пара Яков не дрогнули перед численно превосходящими силами врага и смело пошли на цель. Сбросив бомбовый груз, штурмовики стали в круг и продолжали обрабатывать пушечнопулеметным огнем позиции гитлеровцев. А в это время Зверев и Долгалев с отчаянной смелостью отбивали атаки фашистских истребителей, которые, используя численное преимущество, старались во что бы то ни стало сбить наши самолеты. Василий и Сергей, умело маневрируя, уходили от вражеского огня. Наши штурмовики, выполнив задачу, взяли курс на свою территорию. Они сбили один "фокке-вульф".

"Ястребкам" пришлось продолжать неравный бой, отвлекая на себя основные силы врага. В самолет Зверева угодил фашистский зенитный снаряд, которым был поврежден мотор и перебита тяга управления элеронами — рулями самолета. Увидев, что краснозвездный истребитель начал терять маневренность, гитлеровцы с еще большим остервенением стали наседать. Сергей Долгалев старался защитить командира, отбивал яростные наскоки фашистских "фоккеров". Но силы были слишком неравными.

После очередной вражеской атаки машина Василия Зверева загорелась и потеряла управление, а сам он был ранен в руку и ногу. Оставался один выход — воспользоваться парашютом. Однако для раскрытия его уже не хватало высоты. Тогда Зверев решает выброситься из горящего самолета методом срыва. Он напряг все силы, открыл фонарь кабины, приподнялся и дернул кольцо. Раскрывшийся купол парашюта потянул его за собой. Но сильно ударившись головой о хвостовое оперение, Василий потерял сознание.

Когда очнулся, он услышал гортанную немецкую речь. Зверев сразу понял весь ужас своего положения — фашистский плен. Попробовал приподняться. Но раненые нога и рука отказывались слушаться, а голова, словно налитая расплавленным свинцом, тяжело упала. Подошел немецкий офицер в сопровождении переводчика и что-то сказал.

— Господин офицер говорит, — начал переводчик, — что вы храбрый русский летчик и вас не будут расстреливать. Мы, немцы, уважаем смелых, отважных воинов. Вам дадут возможность увидеть победу великой Германии. Вы хотите увидеть эту победу?

С трудом, но со всей ясностью до сознания Василия дошли эти слова и, будто огонь, обожгли сердце. Он приподнял отяжелевшую голову и с ненавистью прошептал запекшимися губами:

— Хочу, очень хочу видеть всех вас в гробу…

— Что? Что? — нетерпеливо переспросил по-немецки офицер.

— Всех фашистов, в том числе и вас! — громче повторил Василий.

Переводчик стушевался и тихо перевел офицеру. Тот зло выругался,

пнул Василия и, что-то бормоча, ушел прочь.

Не помнит Зверев, сколько времени он был в забытьи. В себя пришел от холодной воды. Над ним, лежавшим на голом деревянном полу, склонилось несколько мужчин. Один осторожно тряс его за плечо, приговаривая:

— Браточек, очнись… Браточек, мы свои…

Зверев приподнял отяжелевшие веки и в сумраке увидел небольшое помещение, набитое людьми. Одни из них лежали, подобно ему, другие сидели, третьи стояли.

— Где я? — спросил Василий, внимательно разглядывая людей.

— В Смоленске, в лагере военнопленных, — ответил ему средних лет мужчина с приятным открытым лицом. — Давай, брат, знакомиться. Летчик я, Солопов, по званию капитан. Попал сюда, как и ты, не по своей воле…

Потекли дни и ночи ненавистного плена. Василия на работу не гоняли, он еще не мог ходить. Новые товарищи ухаживали за ним: приносили ему утром и вечером баланду, пайку какой-то массы, отдаленно напоминавшей черный хлеб, доставали "чай" — кружку кипятка без сахара, обрывками нижнего белья перевязывали раны.

"Так долго продолжаться не может. Что делать, что делать?" — эта мысль ни днем, ни ночью не давала покоя.

Когда Василий понемногу стал ходить, его вместе со всеми пленными заставили работать, хотя правая рука еще висела плетью. Как в ужасном кошмаре прошли четыре недели. В начале пятой, когда все уснули, он созвал своих новых друзей — стрелков-радистов Крюковского и Корнева, танкиста Михновца, летчика Солопова и еще одного авиатора.

— Надо бежать, — предложил Зверев.

— Мы тоже об этом думали, — поддержали его товарищи. — Но как это сделать?

— Сделать можно, — продолжил шепотом Зверев. — Прорежем проход в колючей проводке и, когда часовые разойдутся в разные стороны, по- пластунски проползем, а там — в лес… Пока утром во вредя переклички хватятся, мы уже будем отсюда далеко. Повстречаем партизан, а может быть, и перемахнем линию фонта.