В воздухе 'илы'

- А чего тут стесняться-то? Вон некоторые, вроде Осипкина, ничего такого и не сделают, а прилетят, натараторят: что то-то он обстрелял, и это он поджег... А ты на самом деле такое сотворил, что другому и за всю войну в общей сложности столько не наворочать, но начальству не доложил как следует, а промямлил что-то невразумительное. Ходишь, прячешься от всех, как будто наврал или своровал.

- А мне на самом деле стыдно. Ты пойми, Костя, если бы мы всей шестеркой зашли на станцию или вообще летели вдвоем, тогда бы я от всей души радовался, что столько урону нанесли врагу! А то выходит, что они не пошли за командиром... Почему не пошли, не будем об этом говорить... Даже начальство считает, что Попов зря пошел на Оболь, такой вариант не предусматривался. Я же считаю, что не зря, раз там был несоизмеримо более важный объект атаки. Попов понимал это, а его чуть ли не обвиняют в собственной гибели. Непонятно все это мне. Ну, а потом ты говоришь: промямлил. Я же не видел конечных результатов штурмовки. Видел только, что всю станцию заволокло дымом, когда бомбы мои взорвались. И действительно, мне еще здорово повезло, что взрыватели на бомбах остались с замедлением, а то бы пришлось нам с Васей Вениченко остаться там, рядом с Поповым. Ну и как же мне после этого прикажешь ходить? Радоваться гибели капитана, да и всему, что происходит, или упрекать своих друзей и начальство в слишком трезвой рассудительности?

Костя молчал. Мы вышли на небольшую поляну, усеянную ромашками. Солнце золотило верхушки сосен на ее противоположной стороне.

- Да, веселого тут, конечно, мало. Я тебя понимаю... Но ты не унывай. Все перемелется - мука будет! - Костя по старой привычке хлопнул своей ручищей меня по плечу.- Я думаю, начальство разберется, представит тебя и Попова Попова посмертно - к награде, и тогда все встанет на свои места! Пойдем домой, а то комары сожрут нас окончательно...

Через несколько дней Костя подошел ко мне, когда я лежал под крылом своего самолета, и, присев на корточки, протянул газету.

- На, посмотри, что про тебя написали! Я с трепетом взял газету. Костя указал на статью под заголовком: "Растет наступательный порыв". С волнением пробегал я глазами по строчкам. Один абзац был действительно обо мне. Там было сказано: "Молодой летчик комсомолец младший лейтенант Ладыгин хорошо выполняет задания... На днях он штурмовал железнодорожный эшелон на станции Оболь и не ушел от цели до тех пор, пока не израсходовал весь боекомплект!"

Дочитав статью до конца, я протянул газету Косте.

- Ну и как тебе это нравится? - спросил он. Я молча пожал плечами.

- Ни о пяти эшелонах, ни о мужестве капитана Попова, который, несмотря на бешеный огонь зениток, решил атаковать составы, ни о тебе! - горячо заговорил Костя.- А потом, зачем эта фальшь... "Не ушел от цели, пока не израсходовал весь боекомплект". Ведь каждому летчику ясно, что это враки. Приказ-то ведь все знают, что необходимо оставлять до тридцати процентов пулеметно-пушечного боекомплекта на случай встречи с воздушным противником! Зачем все это? - Он резко встал и ударился головой о крыло.- Тьфу, черт!

- Ты осторожней, а то продырявишь плоскость и летать мне не на чем будет! - заметил ему.- А газета тут ни при чем, дали такую информацию, а кто проверять будет: на станцию не побежишь...

В душе я был искренне благодарен Косте за то, что он так близко принял к сердцу мои огорчения. Истинный друг всегда поймет состояние своего товарища и всем, чем может, постарается облегчить его.

- Да, ты прав,- потирая ушибленный затылок, сказал Костя,- газета тут ни при чем. Но я никак не пойму,- он опять присел ко мне,- какой смысл начальству отказываться от того, что летчик нашего полка уничтожил пять эшелонов врага? Ну ладно, они, скажем, не поверили тебе. Но ведь то, что доложили Садчиков и Платонов, это же неоспоримо. Они видели это своими глазами. Не могли же они оба выдумать про Оболь, если там ничего подобного не было? В конце концов есть истребители, которые видели, как все это было, раз они все пошли за тобой и сопровождали тебя до аэродрома.

- Все это, конечно, правильно, но давай, Костя, оставим этот разговор,перебил я его.- Просто кому-то что-то неясно. Если же, как рассказывают Садчиков и Платонов, эшелоны действительно уничтожены, то горючее, техника, боеприпасы, находившиеся в них, уже не обрушатся на головы наших солдат, значит, спасены сотни жизней! У скольких матерей будут живы сыновья! Сколько жен не станут вдовами и детей сиротами! Это же самое главное. Вот и получается, что капитан Попов погиб не зря! А все мои личные огорчения по сравнению с этим - просто пустяки.

Вечерние сумерки мирно опускались на уставшую за долгий, напряженный боевой день землю. Четверка из нашей эскадрильи, которую водил Федя Садчиков, в полном составе приземлилась. Последним сел ведущий. Резко затормозив в конце пробега, он развернулся и порулил к нашей стоянке. В это время над аэродромом появилась еще группа "илов".