Читаем В воздухе 'илы' полностью

Поскольку город Пиллау расположен на юго-западной оконечности Земландского полуострова, а он находился в руках врага, нам пришлось идти через весь полуостров почти под непрерывным огнем вражеских зениток. Правда, огонь их был не столь уж плотным: немцам пришлось рассредоточить огонь по трем нашим группам. Когда же мы на высоте двух с половиной тысяч метров подошли к военно-морской базе Пиллау, то всем трем шестеркам досталось сполна. Стена разрывов и трасс опоясала каждую шестерку.

Маневрируя, я успел заметить, что из впереди идущих групп, оставляя траурные черные шлейфы, беспорядочно кувыркаясь, падали два "ила". Вдруг на месте заднего самолета второй группы возникла ослепительная вспышка, и в разные стороны полетели бесформенные обломки. Наверное, вражеский снаряд попал в бомбу, и она, взорвавшись, разнесла весь самолет на куски... Такого мне еще не доводилось видеть. Но предаваться переживаниям было некогда. Не обращая внимания на жесточайший огонь, мы шли к цели. Первая группа нырнула вниз, перейдя в атаку. Вот и вторая начала пикировать. Сейчас настанет наш черед, а вокруг рвутся тысячи снарядов. Даже не знаешь, как маневрировать: кругом разрывы. С разворотом самолет Федора вошел в пике. Через несколько секунд, заложив самолет в левый разворот, начал пикировать и я. В заливе, недалеко от берега, стояло несколько кораблей. С их палуб к нашим самолетам щупальцами тянулись красные ленты трасс. Поймав в перекрестие корабль, с высоты кажущийся игрушечным, я нажал на гашетки, прекрасно понимая, что огнем своих пушек и пулеметов я не могу причинить ему сколько-нибудь ощутимых повреждений. Но ведь его команда ведет огонь по нашим самолетам и им никто не мешает расстреливать нас! Для противника же мои пули и снаряды были неплохим угощением. Выпустив по кораблю четыре эрэса и нажав несколько раз на кнопку бомбосбрасывателя, я начал резко кидать самолет из сторону в сторону: кругом бушевал ураган вражеского огня...

Обратно мы летели через залив. Наконец, огненный смерч остался позади. Когда все пристроились к Садчикову, то выяснилось, что одного самолета из нашей группы нет. Как его сбили, я не видел. Осмотрев свою машину, обнаружил на первой плоскости небольшую рваную пробоину. Больше никаких повреждений видно не было.

Когда мы появились над аэродромом, вторая группа уже заходила на посадку. Подождав, когда она сядет, начали заходить на посадку и мы. Вот самолет Федора Садчикова уже бежит по посадочной полосе. Захожу и я. Выпустив шасси и щитки, подтягиваю. Пора выравнивать. Убираю газ. Самолет плавно подходит к земле. Выдерживаю, и колеса мягко касаются бетонки. Вдруг самолет повело вправо. Даю левую ногу - не помогает. Тормоз левому колесу - тоже не помогает. Самолет, задирая хвост, резко разворачивается вправо и соскакивает с бетонки. Попав на мягкий грунт, машина чуть не клюнула носом. Меня бросило к приборной доске. Продолжая тормозить левым колесом, я дотянулся до зажигания и выключил его, чтобы, в случае если самолет перевернется, он не загорелся. А машина все продолжала вращаться вокруг правого шасси. Наконец, остановилась. Открыв фонарь и отстегнув привязные ремни, я спрыгнул на землю. В задней кабине сидел мой новый стрелок Саша. У него побледнели даже веснушки на круглом лице и курносом носу.

- Ты, случаем, не ушибся? - спросил я.

Молча помотав головой, не вставая с сиденья, он стянул шлемофон. Совсем недавно он прибыл в наш полк и только вчера его определили в мой экипаж. Этот вылет для младшего сержанта был всего вторым.

- Вылезай, Сашок, приехали! - крикнул я ему и нырнул под плоскость.

Самолет стоял, накренившись вправо. Покрышка на колесе болталась бесформенной массой. С одной стороны на ней была рваная дыра - осколок вражеского снаряда попал в колесо, поэтому и получился этот "кардебалет". Хорошо, что шасси оказалось настолько прочным, что даже левая нога не подломилась, а то неизвестно, чем бы все это кончилось.

В первых числах апреля началось наступление наших войск на Кенигсберг. Дивизия работала с предельной нагрузкой, летая не только на город и его предместья, но штурмуя сначала подходящие резервы, а потом отступающего врага.

Как-то вылетели мы штурмовать автоколонну. Заходим, начинаем атаку. Вражеские зенитки ведут интенсивный огонь. Смотрю, от одной автомашины тянутся строчки трасс. Довернув самолет, я поймал в перекрестие машину с эрликоновской зенитной установкой, с крыльев моего "ила" сорвались четыре огненных струи, уносясь к машине на дороге. В это мгновение вражеские зенитчики открыли огонь из своих пушек по моему самолету.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное