В высших сферах

Они продолжали говорить — о торговле, промышленности, занятости, отношениях с внешним миром, консульской деятельности, курсе валют, внутренней экономике, подвластности американских военных канадским гражданским судам… И всякий раз уступки, которые хотел получить премьер-министр, предоставлялись — иногда после дискуссии, но в большинстве случаев сразу. В этом нет ничего удивительного, подумал Хоуден. Явно они ожидали услышать большинство из того, о чем он просил, и президент вступил в переговоры, готовый к быстрым и действенным решениям.

В обычные времена — а времена в истории по большей части являются обычными, рассуждал Джеймс Хоуден, — полученные им уступки сняли бы препятствия для развития Канады, чего предшествующие правительства добивались на протяжении поколений. Но — вынужден был он напомнить себе — времена нынче были не обычные и будущее не было определенным.

Время для ленча пришло и миновало. Поглощенные делами, они поели с подносов в кабинете президента холодного мяса, салата и выпили кофе.

В качестве десерта президент погрыз шоколадку, которую сунул в карман в Блейр-Хаусе. Она была из запаса, присланного накануне канадским послом, поскольку близкие люди и друзья знали о его пристрастии к сладкому.

А после ленча наступил момент, которого так ждал Джеймс Хоуден.

Он попросил принести карту Северной Америки, и пока они завтракали, ее повесили перед президентским столом. Это была крупномасштабная политическая карта, на которой территория Канады была окрашена розовым цветом, Соединенные Штаты — сепией и Мексика — зеленым. Граница между США и Канадой шла длинной черной линией по центру. Рядом с картой к стене была приставлена указка.

Теперь Джеймс Хоуден уже обратился прямо к президенту:

— Как вы заметили, Тайлер, час или два назад, границы не являются чем-то неизменным. Мы в Канаде — если Акт о союзе принят в качестве закона в обеих наших странах — готовы будем согласиться на фактическое изменение границы. Вопрос в том, готовы ли к этому вы.

Президент, сдвинув брови, пригнулся к столу:

— Я не уверен, что понимаю вас, Джим.

На лице адмирала Рапопорта не отразилось ничего.

— Когда начнется ядерный обстрел, — осторожно заговорил премьер-министр, — всякое может произойти. Мы можем одержать своего рода победу или можем быть разбиты наголову и оккупированы — в таком случае нынешний план нам не поможет. Или же в короткое время можем оказаться в тупиковом положении — при том, что противник будет столь же ослаблен и беспомощен, как и мы.

Президент вздохнул:

— Все наши так называемые эксперты говорят мне, что мы в течение нескольких дней практически уничтожим друг друга. Одному Богу известно, как много или мало они знают, но мы должны из чего-то исходить в наших планах.

Внезапно мелькнувшая мысль вызвала у Хоудена улыбку.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, говоря об экспертах. У моего брадобрея есть теория, что после ядерной войны земля расколется пополам и разлетится на куски. Я иногда думаю, не следует ли мне посадить его в наш департамент обороны.

— Нас останавливает лишь то, — добавил Артур Лексингтон, — что он чертовски хороший брадобрей.

Президент рассмеялся. Лицо адмирала Рапопорта слегка сморщилось — возможно, в улыбке.

А премьер-министр, став снова серьезным, продолжил:

— Для сегодняшнего разговора, я считаю, мы должны исходить из того, что в послевоенной ситуации не потерпим поражения.

Президент кивнул:

— Я согласен.

— В таком случае, — сказал Хоуден, — существуют две возможности. Первая: оба наших правительства — Канады и США— могут перестать функционировать, так что правопорядок нарушится. Тогда ничто из того, что мы сейчас здесь говорим или делаем, не годится, да и в любом случае никого из находящихся сейчас в этой комнате уже не будет.

«Как легко мы об этом говорим, — подумал он, — о жизни и смерти; о выживании и уничтожении; свеча горит — свеча погасла. И однако же, в глубине души мы не верим, что это произойдет. Мы всегда считаем, что нечто каким-то образом помешает наступить концу».

Президент молча встал из-за стола. Повернувшись спиной к остальным, он отдернул занавеску и стал смотреть на лужайку перед Белым домом. Солнце, заметил Хоуден, скрылось — серое облако затянуло небо. Не поворачиваясь, президент сказал:

— Вы упомянули о двух возможностях, Джим.

— Да, — подтвердил Хоуден. — Вторая возможность представляется мне более вероятной.

Президент отошел от окна и вернулся в свое кресло. Лицо у него, подумал Хоуден, стало еще более усталым, чем прежде.

Адмирал Рапопорт спросил:

— Так какая же это вторая ваша возможность? — Тон у него был: «Да выкладывайте же!»

— Возможность эта состоит в том, — ровным тоном произнес Хоуден, — что оба наших правительства в какой-то мере выживут, но Канада из-за нашей близости к противнику пострадает сильнее.

— Джим, — мягко сказал президент, — клянусь Богом, мы сделаем все возможное… и до и после.

— Я знаю, — сказал Хоуден, — и меня волнует сейчас «после». Если есть будущее для Канады, вы должны дать нам ключ.

— Ключ?

— Аляску, — спокойно произнес Джеймс Хоуден. — Ключом является Аляска.