В заколдованном лесу

Но она упорно молчала, закрывала глаза, брала мою руку и погружалась в сонную дремоту, длившуюся часами. Лекарства не улучшали ее состояния Обеспокоенный, я предложил ей написать родителям, молчание которых я лично находил довольно необычным. Они ведь даже не соизволили присутствовать на церемонии венчания своей дочери, несмотря на любезнейшее приглашение которое я отправил им. Клер весьма болезненно восприняла мое предложение, и я остерегался повторить его так как она показалась мне столь взволнованной, что я опасался, как бы это не вызвало у нее какого-то опасного кризиса. Все же с наступлением ночи, вытягиваясь на своем ложе и беспрестанно прислушиваясь к звукам в соседней комнате я не мог помешать себе воскрешать в памяти поразительную цепь событий, которые вот уже три месяца держали меня в мучительной неизвестности. Сам того не желая я пришел к выводу, что между всеми загадочными событиями и болезнью Клер существовала какая-то непонятная мне связь. Ведь в противном случае, откуда бы взялась эта медленно разрушающая ее боязнь? Откуда этот страх перед одиночеством? Откуда эти вздрагивания при малейшем поскрипывании пола? Почему иногда ее глаза смотрели на стены и мебель таким взглядом, будто больше не узнавали их? Я вынужден был признать: моя жена умирала от страха. С тех пор как Клер взяв меня под руку, вошла в замок, она не переставала дрожать. В глубине души я должен был признаться, что такую же дрожь от страха я часто ощущал в своих собственных костях. Она проходила по мне словно гальванический ток, и оставляла на висках и ладонях горячий пот. Это случалось со мной в самые непредвиденные моменты, но чаще всего, когда я подходил к гостиной или же когда заходил слишком далеко в глубь парка. А что касается звона колокола, то он тоже оказывал весьма странное действие на мои нервы. Да что тут говорить! Я никак не мог привыкнуть к этому замку, несмотря на то, что появился на свет именно тут. Я не мог избавиться от чувства, что за мной постоянно кто-то следует по пятам или скрывается за дверью, которую я собираюсь открыть. Но кто? Увы! Как назвать этот фантазм, являющийся плодом моего взбудораженного воображения? Быть может, мне тоже следовало бы обратиться к врачу? Я притворялся изо всех сил. Я пытался казаться веселым и доверительным. Все же нетрудно было заметить, что я не в силах обмануть Клер. И наши два страха поддерживали друг друга, словно две головешки, передающие друг другу поглощающий их огонь.

Осень зажгла лес огнем своих красок. Опавшие листья, несомые ветром кружились над камышом садились на гладь озера, где их хрупкие лодочки некоторое время скользили по поверхности, прежде чем погрузиться. Клер продолжала чахнуть. Тогда я позвал другого врача. Он говорил уклончиво, не скупился на подбадривания уверял, что всему виной погода и посоветовал увезти больную в горы. Его отъезд повергнул меня в крайнюю степень отчаяния настолько угнетающую, что я даже потерял всякое желание бороться. Я жил нелюдимо, словно отшельник в пустыне. Даже нотариус перестал наведываться к нам. После Мерлена де Дерфа и Эрбо настала наша очередь оказаться пленниками замка. И как только ночь начинала наполнять своей мглой его залы, я проверив прочность запоров приходил и садился у изголовья Клер и мы прислушиваясь, ждали будучи неспособными ни двигаться, ни заснуть. Лишь с первыми проблесками дня когда смутно вырисовывались силуэты окон мы погружались в изнурительную летаргию. Выхода не было. Я уже знал что моя жена обречена. Я также знал что и мои дни сочтены тоже. Я знал что нам предстоит погибнуть потому что мы оказались свидетелями какой то страшной тайны запретной для простых смертных. В глазах моей возлюбленной временами мелькала тень смерти. Клер почти не принимала никакой пищи золотой перстень - свидетельство нашего союза - болтался на ее пальце сухой кашель приступы которого все усиливались торопил прогрессирующую болезнь. Весь в слезах я решился позвать местного священника. Последовавшая церемония настолько взволновала меня, что я крайне затрудняюсь описать это величественное и раздирающее сердце зрелище. Забившись в угол комнаты я едва сдерживал рыдания в то время как священник читая молитвы о прощении, мирил эту болезненную душу со своим Создателем. Его рука, рисующая над кроватью умиротворяющие благословения казалось, рассеивала дурные влияния, сдавливавшие наши сердца. Он долго молился и, прежде чем покинуть нас, взяв меня под руку, прошептал.

- Она много выстрадала сын мой. Но теперь она успокоена. Будьте же мужественны и доверчивы и не пытайтесь разгадать пути божественного провидения.