В закоулках Мироздания

Сгущались сумерки, и красочные отблески заката на быстро темнеющем небе возвещали о неотвратимом приближении ночи, сулящей опасность. Причем на этот раз опасность неизвестную и оттого более внушительную, которая будет исходить не от каких-то хищников с их примитивными рефлексами, а от людей с извращенным мировоззрением, обладающих к тому же некоторой магической силой… Которые явно не станут проявлять дружелюбие и дипломатическую терпимость к тем, кто под ноль уничтожил их идейных партайгеноссе.

На ужин спецназовцы зарезали молодого барашка, а женщины весело и быстро, со знанием дела его выпотрошили и освежевали, после чего мясо, нарезанное кусками, было уложено в котел вместе с луком, морковью и какими-то местными приправами. Отлично зная, что без шеф-повара на кухне всегда творится бардак, я назначила главной поварихой расторопную Клавдию, и теперь эта пышная невысокая брюнетка, уперев руки в выдающиеся бедра, звонко командовала своими помощницами, при этом с триумфом поглядывая на Феодору. Мол, знай наших!

За ужином, когда всем были розданы дымящиеся глиняные миски с густым аппетитным варевом, и по ним звонко и красноречиво застучали ложки, я заметила, что происходит нечто для меня весьма удивительное. Сначала я не решалась поверить в то, что видела, но нет, пришлось признать, что зрение меня не обманывает – уж такие-то вещи бросаются в глаза сами собой, для этого даже не надо быть психологом и внимательным наблюдателем… Да и факт сам не то чтобы странный, но для нормальных людей какой-то нелогичный…

А происходило вот что. Местные женщины – правда, не все, но, по крайней мере, половина из них – несмотря на то, что совсем недавно они подверглись насилию и издевательствам, вели себя… хм, как бы не совсем прилично, а точнее, совсем неприлично. Они принялись заигрывать с мужчинами, то есть с нашими спецназовцами. Собственно, других-то поблизости не наблюдалось, а Антон со своим фимозом, простатитом и уретритом, а также юноши-подростки, естественно, были не в счет. Зато мускулистые и ловкие парни полностью завладели их вниманием, и языковый барьер не был им в этом помехой.

Наблюдая за местными соблазнительницами, я просто диву давалась, насколько откровенны были их намеки – они «делали глазки», как бы невзначай оголяли плечи, будто бы ненароком выставляли из под складок одежды стройные ножки, то до колена, а то и до самого бедра, а также, томно глядя на предметы своей страсти, облизывали губы и призывно улыбались. В общем, разжигали в мужчинах желание, посылая во все стороны отчетливые и недвусмысленные сексуальные сигналы. На лбу у них будто было написано крупными буквами: «Одинокая дама желает провести эту ночь в приятной компании».

Разумеется, наши мужчины не могли этого не заметить. Я считала, что столь прямолинейные заигрывания могли их только отпугнуть, но, похоже, местные матроны отнюдь не разделяли такого мнения. Более того, вся эта демонстрация похоти наверняка являлась для них естественным, нисколько не предосудительным, делом. Парни же, судя по всему, впервые очутились в эпицентре столь явной, направленной на них со всех сторон эротической атаки, и теперь чувствовали себя крайне неловко. Наши бравые орлы, как я могла предположить, привыкли к более утонченному флирту. И вот уже кое-кто из парней, заглядевшись на эротический спектакль, ненароком пролил на себя ложку супа, промахнувшись ею мимо рта…

Откуда-то я знала, что в моей власти было прекратить это безобразие. Стоило только мне пожелать, как охватившее женщин возбуждение сменится сонливостью и апатией. Но я не стала этого делать, хотя бы потому, что принимая на себя ответственность за их души, я поклялась, в первую очередь перед собой, что буду им не строгой госпожой, а любящей и заботливой матерью. Ну не знают люди в глухом предгорном селении, без библиотек, телевидения и танцулек, никаких других развлечений и удовольствий, кроме постельных утех. Так что я, можно сказать, не просто проигнорировала их поведение, но и благословила их затею на успех. Мне лишь надо было позаботиться, чтобы свидетелями этого безобразия не стали мои гаврики. Что касается местных подростков, то они относились ко всему происходящему как к чему-то самому собой разумеющемуся.

Между прочим, прочие матроны, не принимавшие участия в соблазнении, похоже, совсем не осуждали своих сестер по несчастью, а даже как бы молчаливо их одобряли, несмотря на то, что были погружены в печаль из-за утраты своих близких. Почему же остальные ведут себя так… хм, игриво?