— Зеленых коней не бывает, а он зеленый. Лесничий и старая тетя хотели сделать ему выговор, чтобы он не переделывал всего по-своему, но у господина Скочдополе заблестели глаза, а барыня улыбнулась. Тут его взял под защиту доктор, он отговорил мальчика перекрашивать коня, рассказал ему о Войтехе и Жолинке, и Эмиль тотчас же попросил разрешения пойти к ним. Доктор сам проводил его.
Остальные долго еще сидели вместе, погруженные в серьезную беседу. Когда же посторонние ушли, господин Скочдополе наклонился к руке своей жены и промолвил взволнованно:
— Я никогда не забуду этого, Катержина, распоряжайся мной, я твой слуга.
— Не нужно, Вацлав, мой самый искренний друг,— ответила она, пожимая ему руку.
Так закончился первый визит Эмиля к барыне, к которому господин Скочдополе готовился много лет и на который жена не хотела давать согласия, хотя он так давно добивался этого.
Эмиль и Войтех, а также Жолинка быстро подружились, но песику Эмиль нравился не так, как Войтех. Войтех не осмеливался проявлять свои чувства к мальчику, так как по всему замку быстро распространился слух, что Эмиль сын родственника барина и что он будет когда-нибудь его наследником. Все в доме только и думали о нем, полюбили его и говорили друг другу:
— Он так похож на барина, как две капли воды, нельзя скрыть, что он из рода Скочдополе.
Старая ключница прекрасно знала всю историю и могла бы рассказать, чей это сын — брата или сестры, но она молчала. Только когда Войтех спросил ее однажды, есть ли у Эмиля мать, она сказала:
— Она умерла, когда родила его.
— А отец?
— Умер, когда он родился,— коротко ответила ключница.
«Ну вот,— думал Войтех,— он даже не может тосковать по мамочке, он не знал ее».
Госпожа Скочдополе медленно поправлялась, время отъезда в Италию было уже назначено. Господин Скочдополе и Эмиль уезжали вместе с ней, а для услуг барыня брала с собой Марьянку, к которой очень привязалась и которая охотно согласилась на это, так как видела, что нужна барыне. Но до отъезда случилось еще много происшествий.
Во-первых, барыня письменно назначила определенную сумму на воспитание и дальнейшее обучение Войтеха, которую в случае ее смерти должны были ежегодно выплачивать наследники. Этот документ она передала доктору. А тысячу дукатов, предназначенных когда-то из тщеславия для ухода за песиком и на его пенсию, она отложила на обучение студента из неимущих обитателей поместья.
Затем вместе с господином Скочдополе они составили необходимые документы об устройстве приюта для малолетних детей и больницы на шесть коек. План стройки и оборудования был доверен доктору, а управляющий получил приказ немедленно выполнить его.
Чтобы старая ключница могла уехать с барыней и перейти затем на другую должность, наняли новую. Ключницей стала жена Сикоры. Марьянка добросовестно посвятила ее во все тайны службы и полагала, что она быстро приноровится к новой жизни. Старательная, хорошая женщина не жалела о своей лачуге, дешево сдала ее и переехала в замок, чему больше всего радовался Войтех, так как он стал побаиваться, что останется там один. А жена Сикоры, считая, что причиной благополучия их семьи является не она, а Войтех, ухаживала за ним и берегла как зеницу ока, а оставшийся у Войтеха Жолинка постоянно получал на закуску особые лакомства. Когда же Войтех наказывал его, хотя барыня и не поручала ему этого, жена портного говорила:
— Ничего, мальчик, мы должны постепенно отучать его от излишеств, у него нет разума, чтобы понять, почему вчера было так, а сегодня иначе, пусть привыкает ко всему.
Так и случилось.
Госпожа Скочдополе сама хотела, чтобы Войтех оставался при Жолинке, «этом невольном спутнике стольких огорчений».
— И стольких радостей,— добавлял доктор.
А что стало с Кларинкой?
Она одевала барыню и неустанно преданно служила ей. Но в один прекрасный день Клару одели, причесали и вплели в ее волосы зеленый венок, затем она с женихом встала перед матерью и заплакала. Ее благословила мать, потом барыня, и все пожелали ей счастья — в тот день не было ей равной.
Поехали в церковь, потом состоялся вечер, на котором присутствовали самые близкие друзья, а слуги танцевали во дворе и пили за здоровье нового объездчика и его жены.
Все веселились, и барыня, казалось, тоже. Господин управляющий, на котором был новый сюртук, сшитый Сикорой, дал зарок никогда больше не заказывать костюмов в Праге, а когда он шел из замка, долго не мог попасть к себе домой, что с ним редко случалось.
Только невеста и жених ели и пили мало, и все же голода не чувствовали.
А что же городские дамы?