В Замок

— Но бывает же, что вдруг случается что-то неожиданное. Молния ударяет в землю, наводнение сносит мост, все лето стоит страшная засуха, не выпадает дождей, и хлеба горят, а на другой год погода летом как по заказу: дождь и вёдро чередуются самым благоприятным образом, и осенью закрома ломятся от зерна.

— Ну да, — согласилась Фрида. — Конечно.

— Вот-вот. А мы толкуем о судьбе или о стихийном бедствии, иногда — об удаче, потому что не знаем, как назвать все эти причины, цели, всевозможные «отчего» и «почему». Во всяком случае, все случается лишь потому, что оно возможно наперекор непоколебимым законам и даже не опровергая их. Взгляни на вселенную, на весь видимый мир…

— Нет, — снова перебила его Фрида. — Не нужна мне вселенная. Я вижу Деревню и Замок. А если закрою глаза, опять вижу Деревню и Замок. Мне этого достаточно. Не понимаю, куда ты клонишь.

— И я не понимаю. — К. улыбнулся. — Я не всерьез говорил.

— Пей-ка лучше, — сказала Фрида почти весело. Она поднесла ложку ко рту К. Он увидел, что ее рука дрожит от усталости, и понял, каких усилий стоит ей разыгрывать веселое спокойствие. Он отстранился.

— Хватит. Все равно я скоро умру. — Но и эти слова он произнес, не придавая им серьезного значения. Тепло, мягкая постель и заботливость Фриды были приятны, вот так бы прожить дни, недели, даже годы, не зная никаких других желаний, подумал К. Закрыв глаза, он удобно откинулся на подушку, и в течение нескольких мгновений все было хорошо.

— Ты скоро умрешь? Ну, тогда, и правда, тебе хватит. Или как раз наоборот, — вечно будет мало, — Фрида поставила чашку на столик и посмотрела на К., качая головой. — Почему ты это сказал?

— Что?

— Что скоро умрешь.

— Наверное, потому что это правда.

Она вздохнула:

— Ну и что тогда тебе нужно в Замке? Хочешь остаться верным самому себе, раз уж ты вступил на эту дорогу, — так, кажется, ты сказал?

К. потянулся.

— Перед лицом судьбы нет верности самому себе. Есть только упорство и борьба с подозрениями, которыми тебя мучают.

— Господи боже мой. Ты, ты сам себя мучаешь. И никто не может это прекратить. — Она встала.

— Останься! — К. протянул Фриде руку. — Кровать твоя, а ты устала ничуть не меньше меня. Отдохнем, может быть, мы сможем даже поспать.

Фрида неопределенно махнула рукой:

— Это неприлично.

— Но ты же тогда, на постоялом дворе…

— Тогда все было по-другому. Заходить в твою комнату и заботиться о тебе было одной из моих служебных обязанностей. А в этой комнате я бываю, когда не занята по службе.

— Ложись, — упрямо повторил К.

— Но я теперь принадлежу другому, не тебе. — От глубокой печали голос Фриды звучал глухо.

— Ты всегда принадлежала кому-то другому, — мрачно возразил К., — и никогда — мне. Другой думал, что ты принадлежишь ему, и благодаря тебе он принадлежит Замку или хотя бы Деревне. Но все было наоборот…

— Наконец-то ты понял, что ты только…

К. не дал ей продолжить:

— Нет, нет! Я ничего не понял, я просто констатирую факты. Сначала Деревня, потому что остаться можно лишь там, где ты не раздражаешь людей, потом Замок, потому что нельзя остаться там, где это не разрешено законом, потом ты, потому что ни от кого нельзя ожидать на основании какого-то любовного лепета, который впоследствии оказывается не внушающим доверия, нельзя ожидать, что человек порвет со своим привычным окружением. Но поскольку Деревня принадлежит Замку, никто не может принадлежать Деревне, не принадлежа одновременно Замку… Круг замыкается, и оказавшийся вне круга становится посторонним.

— Я бы ушла с ним насовсем, — сказала Фрида.

— Ради любви, которая, как ты сама говорила, не была любовью? Нет, это не решение. Тот, другой, пришел издалека, и пришел именно сюда, — это не могло быть случайностью. В записках, которые ты мне показала, были слова, я хоть и бегло все просмотрел, заметил: «последняя станция».

— Это же невозможно.

К. кивнул:

— Наверное, как раз поэтому он и сделал такую попытку.

— Послушай, — сказала Фрида, — послушай, послушай… Ах, если бы ты только понял! Было бы совсем просто.

— Да, — кивнул К. — А так все очень сложно.

— Ну, ладно. Сложно так сложно. Мне надо еще кое-что сделать. Тебе сейчас нужно…

— Мне ничего не нужно, — запротестовал К.

— Но я должна…

— Ты ничего не должна.

Но Фрида все-таки пошла к двери.

— Скажи, ты вообще спишь когда-нибудь? — окликнул ее К.

— У меня еще будет достаточно времени для сна.

— Верно. Однажды у всех будет достаточно времени для сна. Не уходи, ведь в тот час не хочется оставаться в одиночестве. На пути туда.

— Не могу слышать, когда ты так говоришь! Конечно, принято считать, что некоторые люди знают, когда умрут, даже если никто, кроме них самих, не замечает признаков их близкой смерти, но ты-то просто кокетничаешь. Ты кокетничаешь, как избалованная девчонка.

— Может, и так, — сказал К. таким усталым голосом, что Фрида, уже стоявшая в дверях, сделала шаг назад.

— А если бы я попросила: откажись от этой бессмысленной затеи, от попыток проникнуть в Замок? Если бы я попросила: останься здесь, — ты остался бы?

К. долго молчал, прежде чем ответить.