В Замок

— Ваш тезис — что никакая катастрофа ничего не изменит в порядках Замка, следовательно, что система Замка несокрушима, — представляется разумным, он вселяет спокойствие. Ведь система Замка соответствует системе самой жизни, системе, которую никто не в силах изменить, лишь поэтому она и определяет жизнь людей. Кто-то умирает, кто-то рождается на свет, но по отношению к целому всякая часть, а равно и последовательность частей, имеет лишь подчиненное значение, посему не имеет значения и последовательность обработки документов. Это согласуется со свободой Замка, равно как со свободой в жизни, и совершенно не связано с предписаниями, которые надлежит исполнять. В отношении жителей Деревни Замок располагает известными свободами, а вот жители Деревни могли бы иметь свободу по отношению к Замку лишь в том случае, если бы всякий человек обладал столь же глубоким, как у Замка, пониманием жизни и, следовательно,, системы. Это ли К. имел в виду? — Староста пожевал губами. — Действительно, с его тезисом можно согласиться, даже определенно его нужно принять, чего никак не скажешь относительно заявления К. насчет странных, нарушающих порядок вещей. Что же касается непостижимых уму вещей, тут Старосте как раз все понятно. Замок — это великая мистическая тайна, по крайней мере так ему однажды объяснили, тайна, подобная той, какую представляет собой сама жизнь. Этим объясняется и то, почему столь важным является неукоснительно точное соблюдение инструкций, каким бы второстепенным ни казалось это требование. Ибо лишь посвященным дано постичь мистическую тайну. Следовательно, если некто заводит речи о непостижимых вещах, то он, Староста, прекрасно все понимает. Но если некто употребляет такие слова, как «странный» и «нарушающий порядок», то он такого человека не понимает, тем более что этот человек минуту назад весьма разумно и с завидной проницательностью описал деятельность ведомств, — можно подумать, он хорошо знаком с нею, — и сделал вполне логичное заключение о несокрушимости ведомственных порядков.

— Когда лежишь прикованный к постели и можешь тратить время на размышления, начинаешь недоумевать: что же имел в виду этот человек? — подвел итог Староста.

К. осторожно опустился на стул — он вдруг сообразил, что лежащему в постели, должно быть, тяжело, да и унизительно смотреть на него снизу вверх. Он не поднимал глаз, догадываясь, что Староста искоса поглядывает на него, желая удостовериться, соблюдает ли К. соглашение, — они ведь договорились не смотреть друг на друга, с тем чтобы потом чистосердечно утверждать, будто они второй раз не встречались.

К. сказал, что ему показали документ, присланный из Замка, судя по всему, он не был составлен на основании каких-то бумаг или актов, а представлял собой своего рода запись, сделанную для памяти. Как всегда, когда имеешь дело с подобными документами, запись оказалась чрезвычайно неточной, однако неточности не имеют существенного значения. Правда, можно надеяться, что чиновники, которые занимаются данным вопросом, сумели в общих чертах воспроизвести ход событий. Но воспроизвели по памяти, и вот тут начинаются сложности. В протоколе Замка относительно точно отражены события, произошедшие в течение нескольких дней, на другие протокол лишь намекает, но далее в нем отсутствуют какие-либо указания на то, что К. вообще находился в Деревне.

— Двойник, — глубокомысленно произнес Староста.

— Значит, первый К. уехал несолоно хлебавши. Но тогда я, второй К., очевидно, в какой-то день прибыл сюда. На этот счет в протоколе сведений нет.

— Как же прикажете это понимать? — спросил Староста.

— А как странность, неточность, короче говоря, как ошибку. Допустим, К.-первый и К.-второй являются одним лицом, тогда отсутствуют не только записи, но и сведения о том, где он находился в течение многих недель. Другая возможность — К.-первый и К.-второй не тождественны, в таком случае все просто: никто не заметил отъезда первого К. и прибытия второго, что, однако, опровергает тезис о непогрешимости работы ведомств. Ибо протокол — это не просто ответ на прошение, который полагается давать в установленные сроки. Следовательно, не соответствует истине утверждение о несокрушимости замковых порядков. В протоколе Замок по собственному почину высказал свои соображения и, мягко говоря, совершил изрядный промах.

— Вот теперь вы отступили от логики, — возразил Староста с явным недовольством. Он давно уже повернулся лицом к К., словно они не заключали никакого соглашения. — Запись о К. или там о К.-первом и К.-втором, могла попасть на хранение в другой отдел, не тот, где был составлен документ, направленный Замком для передачи К.

— Нет, в протоколе не высказывает свое мнение какой-то отдел, в нем выступает сам Замок, — возразил К.