В Замок

Помимо чисто технической писательской проблемы, возникшей оттого, что текст Кафки, при всей своей известности, лишь в редчайших случаях бывает в какой-то степени правильно понят, нужно было прежде всего решить еще одну задачу — написать завершение «Замка» в соответствии с духом Кафки, что означало одновременно выход за пределы романа о Замке. К. выступает как новый Иов, вопрошающий об оправданности порядка, в котором нет любви, и подвергает закон проверке на его легитимность. И в то же время К. — герой вполне в духе Камю, а следовательно, на первый план выходит вопрос: есть ли что-нибудь более абсурдное, чем не иметь чего-то именно потому, что ты это получил?

Нехитрое решение технической проблемы состояло в том, чтобы всерьез отнестись к процессу снижения социального статуса К. у Кафки. Одновременно оно опирается и на вариант завершения «Замка», о котором нам рассказал Макс Брод. Опустившийся К. ночует под открытым небом, зарывшись в груду вонючего тряпья. Однако деревенские жители вообразили, что он умирает, и, стоя вокруг, глазеют на него. Почувствовав эти взгляды, К. просыпается. Он открывает глаза и видит в вышине мнимо пустое небо. В этом небе нет уже никакого движения.

«— Что я говорила? Очнулся все-таки», — говорит Хозяйка, заметив, что К. открыл глаза. — «Пустое, значит, болтали. — И кинула укоризненный взгляд на стоявших поодаль людей».

К. освобождают от его панциря — намек на «Превращение» Кафки — его моют, приносят ему одежду, которая нашлась на чердаке и оказалась его одеждой. Его обмыли и обрядили в новое, как покойника, перед тем как проводить в последний путь. И опять все глазеют на него, как на диковинную зверушку. В гневе К. осаживает хозяйку постоялого двора и требует, чтобы она позвонила в Замок и сообщила, что сейчас туда явится К.

На ее насмешливый вопрос, кто он такой, что позволяет себе подобные требования, К. отвечает так, будто он только что прибыл в Деревню: «Я Йозеф К.».

«— Как же, знаем: землемер, — ответила она. — Это всем известно.

— Я не землемер, — возразил К. — просто Йозеф К.

Хозяйка разозлилась.

— Ну, это уж ни в какие ворота! — воскликнула она возмущенно. И продолжала, обернувшись к стоявшим вокруг деревенским: — Уж, конечно, сразу можно было догадаться, что с этим человеком что-то не так, нет, еще того хуже: что он подлый, изолгавшийся бродяга, обманщик. Но в Замке его все-таки назвали землемером, хотя и не признали таковым. Раз такое дело, выходит, он тот самый землемер и есть. — И, с угрожающим видом снова повернувшись к К., махнула рукой в сторону тех двоих, похожих как две капли воды: А с ними, что с ними-то теперь будет? Ведь это ваши старые помощники, Артур и Иеремия. Уж, наверное, вы не забыли, как их зовут, помните, поди, и то, как обошлись с ними!

— Я этих двоих не знаю, — сказал К.

В дальнейшем выясняется, что К. вообще никого не узнает, ни Фриду, ни Варнаву и его сестер, ни Учителя, ни хозяев постоялого двора и гостиницы. Потерявший память человек, он нарушает привычный порядок жизни в Деревне, которая, чтобы этот привычный порядок восстановить, а также выполяя распоряжение Замка, последовательно проводит К. по всем местам, где он бывал раньше. Но К. все равно ничего не может или не хочет вспомнить. Он выступает как свой собственный двойник. Он равнодушно позволяет деревенским водить себя повсюду, где им заблагорассудится, его интересуют исключительно события, произошедшие между моментом, которым помечена последняя запись в Протоколе, присланном Замком, — то есть в тексте романа Кафки, — и моментом пробуждения, то есть началом нового текста. Поиски жизни, о которой умалчивают, заканчиваются вопросом, почему все они, все, когда-то жившие у себя дома, теперь уже нигде не имеют родного дома[13].

В конце концов, это он знает, — он направится в Замок, войдет в лабиринт[14], и дорогу туда он знал с самого начала. Он должен идти туда. И эта внутренняя потребность опирается на отвергнутый Кафкой вариант начала его романа: «...поскольку это все, что у меня есть, я хочу сказать, моя задача, я подавляю все, что может помешать мне в ее выполнении»[15].